- Локи, что ты несешь? Ты вообще себя слышишь?
- А йотуны?! Как же так, твой…брат, - Локи поморщился, словно ему было мерзко или больно произносить это слово, - ублюдок ледяных великанов! Неужели тебе не противно?
- Нет, - покачал головой Одинсон. – Не противно. Я уважаю все миры и не считаю йотунов ничтожными.
- С чего вдруг?
- Я изменился.
- Я тоже!
«Повторяешься, братишка. Во имя девяти миров, когда же ты успокоишься, глупый. Это в твоих же интересах».
- Локи, все не так, как ты сам себе придумываешь, - собрав остатки терпения в кулак, произнес Тор. – Тебя никто не считает ничтожеством и ублюдком. Послушай, давай сейчас вернемся к родителям и еще раз все хорошенько обсудим…
- Я спросил, зачем я тебе?! – не обращая внимания на уговоры старшего царевича, не собирался успокаиваться трикстер. Кажется, он действительно потерялся в том, что услышал от своей уже не семьи и что надумал сам, из-за чего теперь его здорово заносило. – Ну, скажи правду, ты же меня любишь и уважаешь! – передразнил звенящим от злости и сдерживаемых слез голосом. – Ты никогда не умел врать, так что давай, скажи мне правду! Хочешь диковинную зверушку у ног великого Бога Громовержца?! Ну конечно, кто еще в девяти мирах может похвастаться ручным йотуном!
И Тор не выдержал. Рука сама дернулась в жесте, на который, казалось, даже напрашивался трикстер. Размахнувшись и не особо задумываясь над тем, чтобы контролировать силу, Бог Громовержец влепил младшему брату пощечину. Локи охнул, отшатнулся к стене, чудом устояв на ногах и широко распахнутыми, скорее удивленными, нежели злыми глазами уставился на Тора. На бледном лице остался бардовый отпечаток ладони, на тонких губах выступила кровь, по щекам горошинами скатились сдерживаемые все это время слезы. Тор, который мгновение назад закипал от раздражения и злости на упрямого мальчишку, был не менее ошарашен собственным поступком. Пальцы гудели, ударил он определенно сильнее, чем требовалось для того, чтобы успокоить истерику. Тор недоуменно посмотрел на свою руку, словно не понимая, как вообще могло произойти подобное, а затем перевел взгляд на младшего царевича. И сразу понял, что окончательно все испортил.
- Локи, прости, - пробормотал почти жалобно, сделал неуверенный шаг, осторожно протягивая ладонь к лицу трикстера. – Я не хотел… Дай посмотрю…
Локи сузил злые зеленые глаза, тыльной стороной ладони стер кровь с губ.
- Ну вот ты и показал свою любовь и уважение, Тор Одинсон, - произнес он, и слова его были пропитаны ядом. – То ли еще будет. Ведь теперь не обязательно строить из себя даже подобие брата. Мы оба прекрасно понимаем, кто есть кто. Так что, не надо больше претворяться и стесняться. Захотите еще раз вмазать, я в своих покоях, Ваше Высочество. Пока еще это мои покои.
И прежде, чем Тор успел найти слова, чтобы оправдаться, Локи вспыхнул зелеными сполохами и исчез. За спиной Громовержца раздались торопливые удаляющиеся шаги.
- Локи!.. – Скорее потому, что надо, нежели в надежде на ответ.
Тор привалился к стене, бессильно провел рукой по лицу. Ему выпал шанс все исправить, спасти брата, родителей, Асгард. В попытке сделать это как можно быстрее, он совершал ошибку за ошибкой. И теперь Локи вместо того, чтобы покаянно рыдать в объятиях приемных родителей, выслушивая речи о том, что никто на него не сердится, и как его все любят, умчался неизвестно куда, обозленный, расстроенный, да еще и получивший оплеуху от старшего, не умеющего держать себя в руках, брата. Не зря Фригга уговаривала Тора оставить брата в покое, дать ему время и возможность обдумать услышанное. Громовержец поступил по-своему, чем сделал только хуже. Надо было как можно скорее что-то предпринять, но Тор просто не понимал, что именно. Он запутался, растерялся, ему было плохо и нестерпимо одиноко. Захотелось вернуться к родителям и открыто все им рассказать. О будущем, о предательстве брата, о гибели Асгарда. Пусть потом отправляют его к целителям, пусть назовут безумцем, но он хотя бы выскажется и возможно ему станет легче. Однако, вопреки этой мысли, Тор не пошел обратно. Вместо этого, он несколько раз глубоко вдохнул и медленно отправился по коридору вперед, на ходу пытаясь привести в порядок свои мысли.
Локи метался по своим покоям. Натыкаясь на предметы мебели, он просто отшвыривал их с дороги, не обращая внимания на то, как аккуратная комната превращается в свалку. Трикстер закипал от обиды, злости, чувствовал, что с ним поступили несправедливо, хотя сам толком не мог объяснить, в чем заключалась эта несправедливость. Впрочем, он не искал объяснений. На щеке горел отпечаток ладони Тора, разбитую губу слегка дергало, и в данный момент все мысли младшего царевича были сосредоточены на этом. Тор позволил себе поднять на него руку, и не на шутку разошедшееся воображение мгновенно подсказало Локи единственное объяснение: Громовержец ударил просто так, без причины потому, что его приемный брат – йотун. Презренное существо, ненавистное среди асгардцев. Разумеется, такой уродец годен только для того, чтобы вытирать об него ноги. Тор с его дружками и раньше это проделывали, но теперь насмешками и обидными высказываниями дело не ограничится, в ход непременно пойдут кулаки. Один что-то там говорил о том, что хотел бы видеть Локи правителем Йотунхейма. Интересно, на что рассчитывал верховный Асгардец? Что Лафей, выбросивший слабого младенца умирать, вдруг расчувствуется, примет уже взрослого сына обратно, да еще и уступит трон? А может быть, ни на что Один давно уже не рассчитывал и именно поэтому поведал, наконец, тайну происхождения Локи? Чтобы развязать Тору руки, чтобы старший царевич больше не церемонился с йотунским ублюдком. В конце концов, Локи окончательно увяз в трясине собственных мрачных мыслей, уверившись в том, что теперь из царевича он превратится чуть ли не в раба и в Асгарде ему жизни не будет. Пощечина Тора стала прекрасным тому доказательством. Разумеется, все добрые слова об уважении, любви, принятии его, как сына и брата несмотря ни на что, испуганный и расстроенный разум Локи успешно игнорировал.
Пустым взглядом окинув разгромленные покои, Локи устало опустился на кровать. Нужно было что-то предпринять, пока не стало поздно. В чем именно будет заключаться это «поздно» трикстер тоже не особо представлял, но был уверен, что ему придется несладко. Тем более, что он, еще будучи в неведении относительно своего происхождения, уже успел причинить вред Асгарду – показал йотунам тайную тропу во дворец. Бог Обмана хотел всего-то проучить заносчивого Тора и показать Одину, что его старший сын самовлюбленный эгоистичный кретин, не достойный стать царем Асгарда. Локи был уверен, Тор обязательно проявит себя во всей красе, сотворит какую-нибудь глупость в ответ на нападение ледяных великанов и царь лишит его трона. Однако, при этом трикстер не желал никому смерти и был уверен, что обойдется без жертв. Теперь же многое изменилось. Асгардцы лгали ему, они думают, что заимели в его лице забавного домашнего питомца, и теперь не преминут показать его место. Йотуны вообще выбросили его умирать. Локи от всей своей мечущейся души ненавидел оба народа. И в его истерзанном самыми мрачными мыслями мозгу начал назревать план, как поквитаться за свои обиды.
Тор решительно шагал к покоям брата. Надо было извиниться и попытаться помириться. Может быть, это уже мало что исправит в их до предела накалившихся отношениях, но по совести, попросить прощения было необходимо. Тор жалел лишь о том, что пришел к этому, возможно, поздно. Впрочем, он уже ничего не мог знать наверняка. Ранее Одинсон торопился и был за это наказан, теперь же выждал время почти до утра, прежде чем рискнул пойти к Локи, решив, что ночи трикстеру хватило, чтобы привести мысли в порядок и успокоиться. По едва тронутому рассветом дворцу ходили редкие слуги, они удивленно смотрели на мрачного, явно не сомкнувшего глаз старшего царевича, от которого буквально несло напряжением. Тор не обращал ни на кого внимания. И когда очередной одинокий стражник с почтением поклонился царевичу в двадцати шагах от заветной двери, Тор не удостоил воина и взглядом. Несколько раз вдохнув и выдохнув, Громовержец постучался. Ответа, как и ожидалось, он не получил.