Она перевернула страницу. Далее была напечатана история нашего соотечественника, щедро проиллюстрированная его же фото в стиле “ню”. “24-летний Александр в результате 35 операций, сделанных на протяжении двух лет, превратился в Александру, произведя полную смену пола! Теперь 9 мая, день своего окончательного “чудесного превращения”, Шура празднует как день рожденья. Александра восстала против природы — и победила!” Ниже следовал рассказ о том, как на пару с другим транссексуалом “ребята-девчата” зарабатывали деньги на операцию: тариф на секс-услуги был немалый — 500 евро в час. “Не удивительно, что клиентами Александра являлись люди известные: политики, адвокаты, телеведущие”. Из опубликованного следовало, что теперь Шурик-Шура добивается сочувствия со стороны окружающих к таким, как он, узникам “душевного гетто”.
Вот такое нынче содержание у понятия “гетто”… Да и слава богу, что только такое! Время идет, и даже самая страшная боль покрывается коркой забвения. Тут только она заметила, что произносит эти слова вслух, говорит их своему отражению в зеркале — ну чисто как Ганс! — и села на кровать, закрыв лицо руками. Что ж поделаешь, если всякое новое поколение стремится избавиться от памяти о прошлом, как от старой рухляди, вот как они с Ральфом вынесли в кладовку неуклюжий, послевоенный еще каток для глажки белья. Личная память, которая есть, в сущности, набор опытов, у молодых пуста, как незаполненный лазерный диск. Насколько продуктивнее человек проживал бы свою жизнь, если бы рождался by default — вот именно, по умолчанию! — с записанными в мозгу копиями файлов из ресурса коллективной памяти. Будь это возможно, человечеству хватило бы одной-единственной войны, которая стала бы последней. Увы, никто не может воспользоваться чужой памятью. И не хочет. Недавно она узнала, что спустя 60 лет после Холокоста жители баварского города Дахау выступают за закрытие мемориала, созданного на месте бывшего нацистского концлагеря. А дома, расположенные в непосредственной близости от труб крематория, дымивших во время войны днем и ночью, считаются сейчас первоклассной недвижимостью, поскольку прилегают к тихим зеленым районам. И живущих в тех домах не мучат ночные кошмары. Да и сам город Дахау в местной прессе упоминается в основном благодаря тамошнему борделю, где трудятся особенно сострадательные проститутки: после отмены государственной дотации пенсионерам на Рождество жрицы любви вручили обитателям дома престарелых “Friedrich Meinzolt” по Ђ25, сообщили газеты. А она, по-видимому, действительно страдает клинической впечатлительностью… Как сказала Светка: “Мать, история полна ужасов, взять хоть древних ацтеков — вырывали сердце у живых пленников, чтобы принести его в жертву, это покруче Маутхаузена! Между прочим, сердце они называли драгоценным кактусовым плодом Орла, а умирающего в страшных муках пленника — Орлиным человеком. И вообще, у тебя застревание аффекта”. — “А у тебя?” — хотела она спросить, имея в виду известно что, но сдержалась, всегда боялась обидеть дочь (выросла, считай, без отца), которая, кстати, вполне удачно вписалась в здешнюю жизнь: закончила языковые курсы, нашла работу официантки, поступила в университет на психолога — все сама, умница! — сняла квартиру вдвоем с переселенцем из Казахстана. А уж как она радовалась успехам дочери — да ради этого готова была терпеть и не такое, что там выходки старого маразматика и мелочность Ральфа, косые взгляды соседей и тупость эмигрантов. Через полгода выяснилось, что Светкин Генрих, как здесь говорят, швуль… И это еще полбеды, а несчастье в том, что девочка все равно любит этого типа и продолжает жить с ним. И она, мать, не может ничего ей посоветовать, потому что на животрепещущую тему “Как строить семейную жизнь с гомосексуалистом” им не читали лекций ни в школе, ни в университете.
Впрочем, дочь и не спрашивает у нее совета, вполне самостоятельно подводя концептуальный базис — психологиня, а как же! — под свою (его) проблему: “Пойми, после той войны у немецких и наших мужчин нет энергии, необходимой для проникновения в чужое тело, они слишком выложились, ведь это одно и то же — пенисом или штыком, убить или зачать, одна и та же энергия, только с обратным знаком…” — “Ну да, твой Генрих навоевался, вся грудь в орденах…” — “Дело не в нем лично! Мужчины расхотели заниматься сексом. Возьми отца: сексу он предпочитал алкоголь, потому что энергетически это менее затратный способ достичь нирваны”. — “Оставь в покое прах своего отца…” — “Нет, ты дослушай! Зато женщины накопили огромные запасы энергии, и куда им ее девать?” — “А я почем знаю?” — “Выходят замуж за папуасов, азиатов, афро-американцев, монголо-китайцев, потому что те их трахают!” — “Прекрати выражаться при матери! Это только наши выходят — потому что дуры. Немки ни за каких папуасов не выходят”. — “Зато немки покупают искусственные члены марки “Индийский слон” и мужчин-кукол, ты зайди в секс-шоп…” — “Так что, ты теперь будешь спать с “Индийским слоном” до конца жизни?” Дочь не разговаривала с ней неделю, и прощения просила, конечно же, она, хоть и была в том споре права: ну и поколение — во всем готовы обвинить войну!