— Но…
— Никаких «но»! — рассмеялась леди. — Прости, что разбудила. Я пришла поздравить тебя с Рождеством.
— Спасибо большое! Счастливого Рождества!
— Счастливого Рождества!
Тут залаяла Люсинда. Констанция везде таскала домашнего питомца за собой. Собачка запрыгнула на кровать и весело завиляла хвостом.
— Это что ещё такое? — поразилась хозяйка, возмущаясь такой наглости. — На кровать залезла! А-ну, слезай!
— Она всегда у меня в ногах спала, — заступился Адриан за свою любимицу. — Я даже не знал первое время.
— Она у тебя в ногах спала? — возмутилась Конни. — Вот это да! Солнышко, нельзя собакам на кровать. На диван ещё ладно, а в постель нельзя.
— Ну, она не совсем в постели, в ногах ведь.
— Все равно, нехорошо это, Адриаша. У неё ведь корзинка есть. Прости, пожалуйста, что разбудила тебя. Я не хотела. Ты будешь спать?
— Нет, я встаю.
— Хорошо. Тогда я подожду тебя внизу.
Тот кивнул. Констанция встала с кровати и покинула апартаменты молодого милорда, чтобы не мешать. Внизу леди встретила сэра Гарольда, у них возник тот разговор.
Его Светлость застыл на месте, не в силах первое время вымолвить ни слова. Она хочет уйти от мужа. Этого он ожидал меньше всего и меньше всего… хотел бы такого поворота событий.
— Ты… ты… хочешь развестись? — наконец проговорил сэр Гарольд.
— Да, — быстро и как-то нервно подтвердила Констанция.
И потом быстро заверила, что он не виноват в этом. Женщина призналась, что ей очень стыдно покидать мужа в такой момент… Но она всю ночь проплакала, всю ночь об этом думала и всё-таки пришла к выводу, что не сможет так жить…
Гарольд ушам своим поверить не мог. Он мысленно перенёсся в прошлое и вспомнил, как Конни любила его сына, и как тот в первое время тосковал по Алиссии… Еле подбирая слова, Его Светлость спросил невестку, что случилась.
— Я была готова ждать Джерри, сколько потребуется, потому что всё же люблю его… Любила… Это всё перечеркнуло! Понимаете?
Гарольд покачал головой и даже как-то испуганно ответил, что, нет, не понимает… И даже попросил прощения, что никак не может это сделать…
— Я всё знаю! — прервала свёкра леди. — Теперь я знаю всё, полностью, целиком. Вчера Джеральд рассказал мне всю правду о своём приказе… Это было не простое наказание, это была пытка и бесчеловечное унижение…
— Не продолжай…. Тебе тяжело, я понимаю. Но как он осмелился это сказать? Я не думал, что у него хватит храбрости.
Конни, опустив голову, почему-то взглянув на конверты, что сжимала в руках, ответила, что хватило смелости. А потом взглянула снова на сэра Гарольда, и в её глазах мужчина заметил слёзы. Женщина, выдавив из себя вымученную усталую улыбку, словно, чтобы приободрить саму себя, сказала, что не важно уже. Потом попросила ничего не «перемывать», ведь слишком всё это грустно, а сегодня Рождественское утро. Констанция только хотела, чтобы свёкор знал, что намеревалась ждать Джеральда, сколько потребуется, несмотря ни на что. Она не собиралась бросать его. И только эта жестокая правда, которая не даст леди спокойно жить, заставляет её уйти.
— Не могу, понимаете, не могу! — с мукой сказала она. — И… и… как бы вы отнеслись к человеку, который отдал приказ… почти убить твоего ребёнка…тем…тем, что…напугать…состряпать своего рода спектакль о…насилии? Да, знаю, до этого не дошло, но они успели бесчеловечно унизить его. Да, не я родила Адриана. Но что это меняет, если люблю его как своего родного?
— Понимаю… Но я хочу, чтобы ты тоже знала. Я не хотел этого. Я не собирался вынуждать тебя разводиться со своим сыном, хотя, будь ты моей дочерью, посоветовал бы тебе именно это. Но другого выбора у меня не оставалось, я хотел защитить своего внука, а без суда это сделать было бы невозможно. Я не хочу, чтобы Адриан жил с таким отцом, которому нужен он только для самого себя. Я не хотел, чтобы тот посадил его рядом с собой, обращаясь с ним, по сути, почти как с рабом. Я хочу наладить внуку жизнь. А не сидеть рядом с ним, наслаждаясь его обществом.
— Я понимаю. Узнай я это раньше, то поступила бы точно так же. Но прошу вас, давайте оставим пока этот разговор. Если хотите, мы обязательно к нему потом вернёмся. Я пока в шоке, не знаю, что думать. Сама не своя. Только недавно узнала и не могу от этого ещё оправиться.
— Хорошо, милая. Могу я предложить тебе завтрак?
— Конечно, сэр Гарольд. Спасибо большое.
— Пойдём же.
Они покинули коридор. Фил и Фелиция, устав ждать деда и отца, вышли из кабинета Его Светлости.
Адриан, уже одевшись, вышел из гардероба. На уже убранной слугами кровати, положив голову на подушку, лежала Люсинда. Услышав шаги, собачка посмотрела на хозяина и завиляла хвостом, высунув язык. Юноша подошёл к ней и сел рядом.
— Ну, что? — ласково улыбнулся он, нежно гладя любимицу по голове. — Мы не скажем леди Констанции, что ты тут лежала?
Вниз уже спустились мистер Фред, сэр Чарльз, леди Изабелла и леди Рози. Они остались вчера ночевать. Сэр Ричард тоже вчера не уехал, но ещё не проснулся. Филиппа так же ещё не было. Адриан спустился с Люсиндой на руках. Увидев собачку, внучка Чарли подбежала к ней.
— Можно её погладить?
— Конечно.
Когда-то Конни разрешила ему погладить свою собачку, теперь разрешения спрашивают у юноши, будто бы он её хозяин.
— Только вы потом оба руки помойте после неё перед завтраком, — улыбнулась Изабелла.
— Обязательно, бабушка?
— Да, моя принцесса.
После завтрака Конни увлекла Адриана в сад. Они сели на скамейку, и леди вручила ему пачку писем.
— Это тебе от детей моих подружек из костёла, — улыбнулась она. — Захотели поздравить тебя с Рождеством.
Юноша обрадовался и поблагодарил.
— Хочешь открыть письма? Давай подержу остальные, а то тебе неудобно будет.
Она окинула взглядом сад с тропическими клумбами, пальмами и цветущими деревьями. Аккуратные тропинки, скамеечки и фонтаны. А потом снова посмотрела на Адриана, который в это время читал детское письмо и чуть заметно улыбался. Да, как же он изменился! Хотя не многих подпускал очень близко, не до конца раскрылся, иногда невольно уходил в себя и грустил, всё же был не таким, как тогда на ранчо, когда только-только отходил от ранения.
Адриан был так близко. Конни чувствовала доверие и теплоту со стороны пасынка. Ни капли робости и страха. И она была счастлива, ведь у неё получилось преодолеть эту пропасть. Как у неё это вышло? Леди и сама удивлялась. Оглядываясь назад, понимала, как сложно это было сделать. Даже Джеральду, родному отцу, не удалось. Констанция отчаянно хотела стать матерью Адриана. И тот всё-таки почувствовал её любовь и теплоту и потянулся к мачехе, как цветок к солнцу.
В этот момент Конни охватила печальная отрада, горькая радость наполнила душу. Как же хорошо было сидеть рядом с ним, с тем, кого полюбила как родного сына! Но как же горько было вспоминать прошлое… Конни стало… стыдно, стыдно за то, что когда-то стыдилась своей симпатии к Адриану, за грубое обращение из-за этого. Да, она протёрла невольнику тогда раны, но намеренно старалась говорить с ним жёстко, ругая и попрекая. «Интересно, не укорив я тогда саму себя за эту симпатию, за желание как-то помочь ему, может быть, можно было бы избежать весь этот ужас? Могла ли я спасти его?» — внезапно подумала леди. «Я отдал приказ истязать его три дня издеваться, унижать и делать с ним все, что захочется, как бы изощрённо это не казалось… И обязательно помимо этого сделать вид, что, что хотят убить его, чтобы показать, что такое настоящий ужас, что такое настоящее извращение ведь жестокость — это всегда ненормально… — вспомнились ей слова Джеральда, сказанные ещё вчера. — Только не трогать голову, не повредить лицо. Мне хотелось в воспитательных целях показать ему, что такое настоящий извращенец, каким меня стали из-за него выставлять, говоря, что я влюблён в мужчину. Какой же я подонок! Теперь он никогда не простит меня!». Конечно, наверное, Джеральду хотелось, чтобы жена поддержала его и утешила, сказав что-то вроде того, что им руководили ярость, злость, ревность, что, в конце концов, бес попутал. Но Конни вместо этого выбежала в слезах из комнаты.