Выбрать главу

— Затемнит, сухой палки не сыщешь. Прикажи, Родион Николаич. Вона и Фрол возвращается…

— А пошто один? — заволновался Родион. — Може, стряслось что, а? Жми к комиссару, Семен. Торопите людишек. На наледи мы — ихняя мишень.

— Чья это мишень? — огляделся по сторонам Сырцов. — Следков даже нету.

— Скачи, недоделок темный!

Сырцов дернул повод, повернул коня. Хотел еще что-то спросить, но, глянув на командира, передумал.

Фрол Фортов осадил своего жеребчика совсем близко. Головы лошадей коснулись друг друга, и иноходец оскалил зубы.

— Звери! — нетерпеливо выдохнул разведчик, показав командиру большой палец. — Добывать надо.

— Фу-ты! — Родион улыбнулся. — Мне черт-те что померещилось. Летишь, как сумасшедший. Думаю — офицеры выказались. Где зверей видел?

— У Сучьей скалы, прям в подоле, на гари. Ихне место.

— Далековато видел. Разглядел ли?

— Обижаешь, Николаич, — Фрол, однако, радоваться не перестал, — на зверя глаз имею верный.

— Так, так, — Родион и сам развеселился. — Мясо лишним не быват!

Он проводил взглядом ближний возок и махнул рукой подъезжающему бойцу:

— Доложил, Сырцов?

— Доложил. Поторопит.

— Тогда слушай сюда: обоз придержишь у сворота на Дунку. До моего выстрела.

— Може, почаевничаем на той плоскотине. Сосет внутрях.

— Сырцов? — скрипнул зубами Родион. — Не твое брюхо здесь командир! Сполняй!

Кони резво взяли с места, пошли размашистой рысью, и скоро всадники исчезли в заснеженном ельнике.

…За поворотом на Дунку, у обгоревшей, разбитой молнией лиственницы, пританцовывал напарник Фортова по разведке, еще не шибко старый, но окончательно седой мужичонко в ношеной козлянке.

Конь его был привязан на длинном поводу, не мешавшем копытить у обочины, где из снега торчала подорожная трава.

Родион спросил полушепотом:

— Стоят?

— Кормятся без заботы. Бык еще рога не стерял.

— Час стерят, — пообещал Родион и увидел зверей.

Во ртумгновенно стало сухо. Он забыл про все. Добытчик осилил в нем командирскую осторожность.

Два сохатых паслись в редком сосняке, поднявшемся на гари. Третий, громадный даже на полуверстовом расстоянии рогач, стоял чуть ниже. Вот бык медленно поднял голову, повернул ее в сторону дороги. Возможно, зверь услыхал шум обоза. Он замер.

— Глянь — еще один мордой крутит. Теперь не скрадешь…

Родион зубами стащил с руки лохматку, подышал на пальцы, приказал Фортову:

— Дай винтарь!

Разведчик потянул с плеча трехлинейку, осторожно поставил приклад на снег и развязал грязную тряпицу на конце длинного ствола.

— По горбушке бери, Николаич!

— Будет учить!

Коротким движением опытного эверовика Родион послал патрон в патронник, ствол положил на торчащий из снега комель сраженной лиственницы. Поднес было ко лбу троеперстную щепоть, да как обжегся. Отдернул руку, покосившись на бойцов сердитым взглядом, и тихо ругнулся.

Целился Родион долго, основательно, будто прокладывая верную дорожку к звериному сердцу. И в момент, когда мушка застыла на самом краешке горбатой спины, плавно подвинул спуск к себе.

Винтовка вздрогнула. Опрокинулся зверь. Тугой звук выстрела вытянулся со звоном по пади на всю ее даль, пока не задохнулся где-то у гольцов.

В образовавшуюся тишину вошел обессиленный завистью голос Фрола:

— Добро торнул…

— Через роги пошел! — восхитился седой боец. — С фартом вас, товарищ командир! Но вы только гляньте — встает! Поднимается!

Сохатый неуверенно, как новорожденный кочерик, поднялся, шагнул к лесу. Ноги разъезжаются, голова клонится к коленям. В дикой мощи быкадурная пуля порвала тоненькую, однако самую главную нить жизни. Теперь ее уже не свяжешь… Зверь двигался, медленно загребая копытами тяжелый снег. Остановился. В последней вспышке ярости вскинул большую голову, поискал взглядом врага.

— Добавь ему, — предостерег Фрол. — Позапару ушагать может.

— Куда ж там? Таку дачку словил!

— Пули жалко? Добавь!

Совсем близко заскрипели сани. Вотуже и первая лошадь показалась в ельнике. Родион ждал, поглядывая в сторону уходящего зверя, но когда в просвете между елями показался возок, где ехала Клавдия, снова припал к прикладу трехлинейки.

Выстрел перепугал ближнюю лошадь, она вздыбилась, заметалась в оглоблях, норовя махнуть в снег. Седой боец цепко поймалея за узду, уперся:

— Ну! Ну! Не балуй, дуреха!

Сохатый упал чуть раньше выстрела. Даже не упал, а осел, сломив в коленях передние ноги, уронив в лесу большие рога.