Но вот глазам путников открылось куда более серьезное разрушение. За деревней высился небольшой конический холм, утыканный почерневшими древесными стволами. Когда телега подъехала ближе, Эдвард ощутил знакомые уже признаки виртуальности. Несмотря на жару, его пробрал озноб. Этот холм был еще одним узлом и священным местом. Должно быть, именно здесь появился на свет «Филобийский Завет», и теперь это место было уничтожено огнем. Среди обугленных стволов священной рощи тут и там виднелись почерневшие развалины зданий. Из рассказов Крейтона выходило, что этот хаос – дело рук Палаты, пытающейся разорвать цепочку. Удар здесь нанесли те же люди, что сеяли смерть в Ньягате. Убийцы его родителей. Враг, добивающийся его смерти.
Здесь их пути с Седобородым разошлись. Святой паломник царственно сошел с морковки. Ощущая себя полнейшим шарлатаном, Эдвард возложил ладонь с растопыренными пальцами на лоб мужчине. Должно быть, это считалось исключительной честью – когда старый грубиян поднялся на ноги, на его покрытых дорожной пылью щеках пролегли глубокие борозды от счастливых слез. Он бормотал слова благодарности, прижимая к груди соломенную шляпу.
Эдвард повернулся и бодро зашагал за своей маленькой провожатой. Он не видел ее лица и не знал, о чем она задумалась. Не похоже на Элиэль так долго хранить молчание.
Они шли по узкой улице, полной людей, и почти все кланялись ему. Несколько женщин упали на колени. Он отвечал ставшим уже привычным благословляющим жестом и видел, как светлеют лица.
Было во всем этом что-то странное! Его бледное лицо не так уж и отличало его от окружающих. Далеко не все встречные имели темные глаза или смуглую кожу. Он видел и каштановые, и рыжеватые волосы. Он видел карие глаза и серые глаза. Возможно, голубые глаза, как у него, – редкость, но не такая, чтобы служить причиной столь уж сверхъестественного почитания. По местным меркам рост его считался высоким, но опять же не каким-то необычайным. И главное, он же так молод. Почему тогда его наряд паломника вызывает у людей такое уважение? Или жители Филоби верой превосходят обитателей Руатвиля?
Нет, перемена произошла, когда он в роще встретился с Седобородым. Это противостояние добавило ему уверенности в себе. Это так. В то же время он понемногу начинал верить в свои самые дикие предположения.
Эдвард не мог обратиться за разъяснениями к Элиэль, ибо крутом были люди, а паломник не должен говорить. Даже за деревней им то и дело встречались группы путешественников – не успевали они разойтись с одной, как появлялась другая. Все направлялись на юг, и он не мог этого понять. Он-то шел не в ту сторону!
Не все встречные были крестьянами. Богато одетые люди разъезжали на быстроногих моа или в колясках, запряженных животными. Эти звери – ростом с пони – напоминали борзых. Многие из паломников носили цветные хламиды и балахоны, и Эдвард решил, что это жрецы и жрицы. Даже они встречали его знаками уважения: сложенными руками, прикосновениями ко лбу или груди. Он отвечал своим пятипалым благословением, и никто не объявил его самозванцем.
Путешественники заметно отличались от местных. Он видел кожу разного цвета, даже светлые волосы и глаза, не уступающие его голубизной. Один или два сошли бы за саксов или скандинавов. Другие скорее напоминали арабов или индусов. Да и одежда отличалась разнообразием: туники и мешковатые штаны вроде турецких шаровар, длинные рубахи, просто набедренные повязки. Мужчины встречались бородатые, чисто выбритые или усатые. Носы могли быть прямыми или крючковатыми, гонкими или мясистыми. Население Соседства представляло собой смешение европейских типов. Но это и понятно. Говорил же Крейтон, что большая часть европейских переходов связана с территорией, которую он назвал Вейлами. Разумеется, расовые черты будут близкими, если люди тысячелетиями перемещались в обе стороны.
Совершенно зачарованный, Эдвард шагал по пыльной дороге. Жара, пот и насекомые были помехами, но терпимыми. Он с любопытством разглядывал возделанные поля, изгороди, стада, дома. Многие деревья стояли на ковре из опавших лепестков – в Англии был август, но в Вейлах еще царила весна.
Навстречу им проехал верхом на моа отряд из шести вооруженных мужчин. Приблизившись, вожак выхватил меч. На мгновение мышцы Эдварда напряглись, но воин лишь отсалютовал ему клинком и проехал мимо.
Вдруг Элиэль, придержав шляпу, подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо раскраснелось.
– Отдых? – взмолилась она. Девочка задыхалась, ее рубаха была мокрой от пота.
Эдвард был настолько поражен и растерян, что едва не нарушил свой обет молчания. Кивнув, он замедлил шаг, одновременно благословляя двоих встречных монахов. Элиэль доковыляла до ближнего клочка тени и рухнула на траву. Эдвард догнал ее, но уселся с большим достоинством. Он и забыл, что его ноги намного длиннее ее. Он же совершенно загонял бедняжку! Как он мог быть таким невнимательным! И почему она не остановила его раньше? Похоже, прошла не только зубная боль. Физические силы восстановились тоже.
Двое хорошо одетых мужчин остановились рядом с ними и предложили фляги с водой, почтительно осведомившись о здоровье божьего человека. Элиэль отвечала им на том же гортанном диалекте, судя по всему объяснив, что они устали. Те понимающе кивали. В знак благодарности за питье Эдвард отпустил их с благословением.
Какой бы ни была его магия, она действовала и на Элиэль. Девочка смотрела на своего спутника со странной смесью страха, радости и восхищения.
Дождавшись просвета в веренице людей на дороге, он рискнул задать ей вопрос:
– Что много людей ходить?
Она ответила долгим рассуждением о боге Тионе и городе Суссе, но он не понял почти ничего и не имел больше возможности спросить. Похоже, она знала причину этой миграции и считала ее вполне естественной, так что Эдвард мог расстаться с теориями насчет чумы или набега воинственных горцев. Лучше уж подождать и увидеть все своими глазами. Он надеялся, что девочка скоро придет в себя и они продолжат путь.
Еще полчаса ходьбы – и они достигли Ротби, очень похожую на Филоби, только немного больше. Жители деревни выказывали молодому паломнику такое же уважение и так же радовались, получая его благословение. Да, он производил нужное впечатление.
Мост у Ротби поддерживался огромной металлической аркой. Она казалась близнецом той, что в Руатвиле. Вторая арка высилась на противоположном берегу каньона, в нескольких сотнях футов от первой. Позеленевшие от времени цепи поддерживали деревянную проезжую часть, достаточно широкую, чтобы пропустить телегу. По мосту тянулся непрерывный людской поток, но мало кто направлялся на север – черт, хотелось бы все-таки Эдварду понять этот дисбаланс! – так что в очереди к массивным деревянным воротам на мост перед ними почти никого не было. Впрочем, Эдвард успел разглядеть процедуру пропуска на мост. Главную роль в ней играли люди в металлических шлемах и кожаных доспехах, собиравшие плату.
Элиэль взяла его за руку и предостерегающе сжала.
Тьфу! Само собой разумеется, у святого паломника, принявшего обет молчания, не может быть денег.
Впрочем, он мог бы найти какого-нибудь богача, способного оплатить его проход по мосту.
Он успокаивающе положил руку на плечо Элиэль. Они подошли к воротам. Плату принимали два стражника. Один тщательно пересчитывал монеты и кидал их в кожаный мешок, а второй присматривал за первым. Иногда обоим приходилось попробовать монету на зуб, прежде чем принять окончательное решение. Трое других стражников сидели на скамейке в тени, лениво переговариваясь. Все пятеро были вооружены мечами.
Крестьянин с женой отсчитали монеты и прошли на мост. Эдвард с Элиэль были следующими. Стражник протянул заскорузлую руку.