Я не мог оторвать от нее взгляда, забыв обо всем на свете. Для меня не существовало ни темного леса, ни жарко горящего пламени костра, ни черных воительниц с их автоматами и мечами. Ничего кроме сияющей зелени глаз этой девушки, ее лица с правильными, словно точеными чертами и матовой нежной кожи.
– Данилка, очнись, ты чай мне на ноги проливаешь, – тетя Вера тронула меня за плечо. – А на Ганю успеешь наглядеться, вся ночь впереди.
Ганя отвернулась, пряча смущение. Я опустил глаза и, борясь с жарким румянцем и внезапно подступившей немотой, произнес:
– Руки замерзли, не слушаются. Извините.
Вместо ответа тетя Вера накинула мне на плечи бушлат.
Кто-то из амазонок вполголоса произнес: – «Ишь ты, как ему наша Ганька понравилась».
– Где же тебя носило, Данилка? – с легкой иронией поинтересовалась тетя Вера.
– Да вот было дело, – произнес я, отхлебывая из кружки. – Захотел посмотреть на ров, который остался от оружия Пророка, да и съехал туда.
Потом я долго, с огоньком рассказывал о своих мытарствах: бег наперегонки с княжескими ратниками по раскисшей грязи, переход по голому полю и плутании в холодном, ночном лесу.
– А как на нас вышел? – поинтересовалась тетя Вера.
– Не знаю. Если бы не ваш пикет, наверное, прошел бы мимо, не заметил.
– Ой, и вправду, девки, – вставила Катерина, та самая, которая взяла меня в плен. – Идет, ничего не видит, замерз весь, зуб на зуб не попадает. Бормочет что-то… Прислушалась – «Святый Боже».
А когда я его обыскивала, вы знаете, что он мне сказал?! «Извини, – говорит, – не могу ответить тебе взаимностью, мое сердце отдано другой».
Ратницы рассмеялись.
– Это кому же? – поинтересовалась одна из молодых амазонок. – Уж не Ганьке ли?..
В ответ грохнул ядреный, заливистый смех. Бедная рыжеволосая девушка смутилась и обиделась.
– Ну ладно вам, кобылы, ржать, – осадила их тетя Вера. – Совсем девочку задразнили. Небось досадно, что на вас самих так никто не смотрит. Сами знаете, что раньше он ее не видел никогда.
– И слов каких понабрался. Где слышал-то? – поинтересовалась одна из амазонок.
– Нигде, – не моргнув глазом, ответил я, – в книге прочел.
– Так ты грамотнай? – удивилась она.
– Грамотный.
– Ишь ты. Ну и чего в книжках пишут?
Лучше бы она этого не спрашивала! Все прочитанное намертво откладывалось у меня в памяти, и я мог воспроизвести это в любой момент.
Очень скоро амазонки раскрыв рты слушали печальную историю, которая случилась тысячу лет назад, о любви виконта де Бражелона к Луизе де Лавальер.
Я позволил воображению раскрасить несколько схематичные образы, созданные Дюма. У меня они приобрели цвет, плотность и протяженность, наполнились четкими, узнаваемыми деталями. Я попытался передать слушательницам то, как я это представлял себе: прозрачность южных ночей, мерцание атласа, парчи и драгоценностей на костюмах придворных, танцы под церемонную и тягучую музыку в зале, освещенном тысячами плошек и восковых свечей, шелест одежд, аромат духов, чувственную и порочную атмосферу двора французского самодержца.
Воительницы слушали, открыв рты от изумления. Они ахали и охали, на лицах девушек восхищение сменялось сочувствием, жалость – гордостью. Глаза амазонок жадно следили за мной, ловя каждое слово.
Особенно приятно было, что Ганя смотрела на меня не отрываясь, в ее колдовских зеленых глазах, как мне показалось, сияли восхищение и любовь.
Конечно, девушка наравне с другими просто восторгалась реалиями иной, красивой жизни, в которой мужчины галантны, находчивы, остроумны и мужественны, а дамы пленительно женственны и обворожительно прекрасны.
Но что понятно взрослому, еще не знает мальчишка, который должен убедиться в этом, разбив свой лоб. Я продолжал рассказ, пьянея от внимания воительниц и в первую очередь рыжеволосой амазонки. Вдруг поблизости раздалось конское ржание и кто-то прокричал:
– Здорово, девоньки, здорово, красавицы, – раздался нетрезвый голос.
Это был младший сын боярина Дуболомова, Роман.
Амазонки молчали. Тогда он сделал круг около костра, шпорами и поводьями заставляя своего коня оглушительно ржать и подниматься на дыбы.
Резкий переход от проблем романтичного и страстного Рауля, роскошных нарядов Оры де Монтале, от действий подлого де Варда к мерзостям нашей российской действительности показался мне особенно неприятным.
– Ну, здорово, коли не шутишь, – хмуро отозвалась тетя Вера. – С чем пожаловал, боярин?