Все было как и прежде. Только почему-то собаки не лаяли. Цанка поудобнее лег на свое ложе, сунул в рот травинку. Мысленно представил себе всю сцену предстоящих событий. От удовольствия — нервно дернулись мышцы ног, наглой решимостью сверкнули глаза.
В это время что-то большое зашевелилось в кустах.
«Хазины собаки», — подумал Цанка и хотел было повернуть к ним голову, как какие-то цепкие руки схватили его за шиворот и задницу и, чуть приподняв от земли, швырнули с высокого берега прямо в родник. Дикая боль в коленке заставила Цанка вскричать, скорчиться, ледяное течение повлекло его вниз, к углублению перед плотиной с мельничными жерновами. Преодолевая боль и страх, Цанка, царапая в кровь пальцы, соскальзывая и вновь барахтаясь, с трудом выбрался на противоположный берег, и только тогда услышал заливной смех Кесирт. Ничего не видя перед собой, не зная направления движения, он долго бежал сквозь густой орешник, по крутому склону горы, и только войдя в просторный буковый лес, остановился, уперевшись спиной в толстый ствол старой чинары: от боли ныла нога, в затылок и в виски били барабаны, а в ушах долго звучал ядовитый смех девушки…
В начале июля, когда бордово-красные вишни, перезрев, падали на землю, Дуц-Хоте облетела весть, что из Шали к Хазе приехало много уважаемых людей с многочисленными дорогими подарками, что просили они у бедной старушки выдать замуж ее дочь. А ровно через неделю невиданная в горах многочисленная свадебная процессия с шумом, с танцами, с выстрелами и с особой напыщенной торжественностью увезла красавицу Кесирт на равнину, в далекие богатые Шали.
Опечаленный Цанка не мог видеть и слышать всего этого. Он с утра убежал в глухие места дикого леса, лег на влажную землю сквозь зарослей густого шиповника и горько плакал… Это была его первая любовь… Она принадлежала другому!
А красавица Кесирт ровно год прожила с Салахом в любви, в счастье, в достатке. Во время гражданской войны под соседним с Шали селом Мескер-Юрт во время боя с деникинцами ее любимого мужа убили. Узнав о гибели Салаха, беременная Кесирт потеряла сознание, упала и лишилась плода. Через месяц, после того как завершился траур, с маленьким свертком своих вещей она вернулась в Дуц-Хоте, на мельницу.
Позже, зимой, по пути от мельницы к Дуц-Хоте ее подкараулили и украли. Как ни противилась Кесирт этому браку, он все-таки состоялся; Баки-Хаджи, и прежде всего Хаза, благословили вынужденное родство. Стала она женой взрослого богатого человека. Хаза была рада, что дочь вновь при хозяине, у своего сытого очага, а не жеро.
Однако это замужество продолжалось недолго. На сей раз Кесирт вновь удивила всех — вопреки традициям гор сама бросила мужа и вернулась домой. Никакие уговоры, приказы, мольбы не помогли: прилюдно она заявила, что больше не может терпеть это вонючее дряблое тело. Так она снова стала жеро, и чтобы хоть как-то поддержать себя, заглушить горе, отвлечься и заодно заработать на жизнь, стала заниматься базарной торговлей.
* * *Долго стоял Баки-Хаджи на склоне горы, преодолевая одышку. Раньше — до тюрьмы — он этот подъем проходил играючи, а теперь сил не осталось. «Старый я стал, — думал с досадой мулла, — в другие времена этот подонок Харон и подойти бы ко мне не решился… Теперь у него выросло четыре сына, а у меня три дочери… Да времена не те… Эх, хотя бы Кесирт родилась мальчиком…»
От последней мысли ему стало еще хуже на душе: мелкий, холодный пот выступил на лбу и лысой голове. Вытерев выступившую испарину рукавом черкески, Баки-Хаджи, согнувшись, все больше и больше опираясь на посох, двинулся вверх.
После заснеженной зимы деревянный забор кладбища полностью почернел, в нескольких местах накренился до земли. Баки-Хаджи, прочитав молитву за упокой всех умерших и последующих их примеру, — неторопливо открыл перекошенную тяжелую калитку и первым делом направился к могилам своего рода. Здесь лежали и дед, и прадед, и отец Арачаевых, лежали погребенные молодыми и старыми, умершие кто от возраста, кто от болезни, кто от врага. Только один могильный памятник стоял без холмика.