Косум ничего не ответил, а только весело рассмеялся. Усталое, покрытое морщинками его лицо, рассияло, глаза сощурились, заблестели.
— Что ты смеешься? Все вы на одно лицо — Арачаевы. Вот посмотри, все хозяйство погибло. Смотреть за всем я не могу, сил пока нет, а он, негодяй, как всегда там в гостях отлеживается… Всю жизнь он так издевается… Весь мир исколесил, уже старый стал, а все никак не угомонится… Чтоб он там схоронился. Кому он нужен — старый пень, — разошлась Хадижат.
— Ты так не говори, — смеялся Косум — слышал я, что он женился на молодой Жеро. Живет у нее, позабыл нас всех, горя не знает.
— Ой, да кому он нужен. Отгулял свое… Только дочек позорит, — недовольно ворчала старуха.
Косум закурил, сизый дым взлетел облачком, незаметно растворился. На улице за домом истошно замычала буйволица. Вскоре она стремительно ворвалась во двор Косума. Выпученными глазами оглядела весь двор, махнула огромной головой в сторону собаки и вскачь побежала к привязанному под навесом маленькому черненькому недавно рожденному детенышу. Буйволенок от радости подпрыгнул несколько раз на тонких ножках, дернулся к матери, нежно и тихо промычал, в нетерпении замотал головой. Огромная буйволица внимательно оглядела потомство, обнюхала всего, несколько раз лизнула его под хвостом и успокоившись наклонила голову к корыту, наполовину наполненному грубопомолотой кукурузой. Буйволенок отчаянно дергался на веревке, хотел достать вымя матери.
В это время во дворе появились еще две коровы и одна буйволица. Они, тупо оглядев людей, промычали и двинулись к стойлу.
— Ески, — крикнул Косум своего старшего сына. — Пойди привяжи животных.
В это время из дома вышла хозяйка двора с двумя ведрами для дойки. Когда она удалилась подальше к навесу, Хадижат продолжила.
— Короче, Косум, хватит болтать, старик дома нужен. Пошли за ним Цанка.
— Как я пошлю его. Покос идет. Работать некому.
— Ничего не будет с вашим покосом, — недовольно ответила Хадижат, в упор глядя на деверя.
Косум, как и вся округа, знал, что у старухи свои планы: средняя дочь Базани, овдовевшая несколько лет назад, выходит замуж. На днях должны приехать сваты, необходимы расходы, подарки и вес и авторитет Баки-Хаджи. Только это обустройство дочери волнует Хадижат, а не безопасность мужа. Думал об этом он и невесело смеялся.
— Ладно, как только покончим с покосом, а это будет дней через пять-шесть, пошлю я Цанка за ним, — согласился деверь, зная строптивый характер невестки.
— Ты что, ты что с ума сошел, как и твой братец? — вскочила с места Хадижат, — завтра, именно завтра пойдет, не то я сама пойду за ним.
Косум вновь засмеялся, видя как в гневе кричит старуха. Вновь обильный пот выступил на ее оплывшем лице. Замахала она толстыми руками, задрыгались ее обвислые груди и живот.
— Ладно, — успокаивал ее деверь, — через пару дней основное поле кончим, тогда посмотрим. Покос есть покос. Не дай Бог начнутся дожди, тогда трава почернеет, сгниет. Что тогда зимой делать будем.
— Ничего не будет. Впереди еще два покоса. Травы у нас еще прошлогодней валом, девать некуда, — не унималась старуха. — Это Алдум был живой, все делал впрок. А теперь — никто работать не хочет, даже я. А Цанка в отца пошел, работает ладно, как я его отпущу, — говорил озабоченный Косум.
— Хаз Кчант,[65] дорогой, я тебя очень прошу, пошли его, пожалуйста. Завтра, — уже жалобно просила Хадижат, — мне и говорить стыдно, просто сваты должны прийти. Понимаешь?
Косум глубоко затянулся. В глубине двора около курятника к ночлегу собрались куры. Они поочереди не спеша поднимались наверх по наклонной дощечке. Внизу стоял важный петух. Он гордо раздвинул крылья, замахал ими свободно, огляделся по сторонам, что-то проурчал себе под нос и тоже полез вверх за своими несушками.
— Ладно, завтра пошлем, раз такое дело.
— Ой, спасибо тебе, спасибо дорогой. Один ты сообразительный в нашей семье остался, а этот дурень совсем от дома отбился на старости лет. Да он и в молодости был не лучше, дом всегда тяготил его… Ну пойду, что-то устала я сегодня, и голова болит… Ты к нам заходи, Базали что-то там готовит вкусное.
— Зайду, зайду попозже, — ответил вслед тяжело уходящей Хадижат Косум.
На рассвете следующего дня Цанка отправился в Нуй-чо за дядей. Долго выбирал маршрут, но в конце концов решил идти через мельницу и противную пещеру напрямик. Хотя и боялся вновь оказаться в отвратительном отверстии горы, однако возможность увидеть Кесирт взяла верх.