Конечно, мы пили виски. Как мы не растягивали, в начале седьмого возникла дилемма: идти Максу домой за следующей и последней и таким образом подвести черту неликвидам, образовавшимся после юбилея его папы, или уже переходить к чаю.
-Сколько не бери, - привычно прокомментировал совершенно трезвый Макс, - все равно два раза бегать.
-Нет уж, - сказал я . - Нет. Пьянству - бой. Пошли лучше гулять.
Больше мы об этом не говорили - точку зрения Макса я понял, принял и заткнулся. Мы пошли гулять и встретили Майку. Майка была красивая, веселая, несла домой курицу и зеленый лук. Я пошел к ней ночевать. Когда мы на углу прощались с Максом, он сказал:
- Ну вот. Просто надо проголодаться.
Кстати, курицу она готовила классно - в гриле, с хорошей комплексной приправой, с длинным рисом.
- Пить будем? - спросила она.
- Фу, - я поморщился. Сивушный привкус виски меня преследовал. - Только чай. И, если можно, зеленый. И, если можно, я заварю сам. А ты какую-нибудь музычку поставь.
Майка включила проигрыватель и принялась программировать гриль. Музыка накрыла меня и потащила. Я пролил кипяток.
- Осторожно, ты что! - испугалась Майка и собрала воду вафельным полотенцем. - Обжегся?
Да. Я обжегся . Я снова куда-то провалился.
- Что с тобой? - спросила Майка.
- Ничего.
Что-то случилось у меня с дыханием - дышать стало болезненно тяжело. Комок в груди - это банально, но абсолютно точно.
- Что это за музыка? - спросил я Майку.
- Альбинони , - удивленно сказала музыкально образованная Майка. - Соната ре минор. Да она везде звучит. Это ты из-за музыки так расстроился?
- А что, видно?
Майка не ответила. Пошла, сменила компакт. Сказала: - Сменим лирическое на что-нибудь политическое. У меня тут Галич есть в цифровой обработке. Любишь Галича?
- Читал... - неуверенно сказал я.
Глухой голос Галича был кстати. К тому же это как бы не совсем музыка - так, речитатив. Я вслушался. "Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, где с куполом синим не властно соперничать небо..." Я огляделся. Был тихий мирный вечер, благоухала курица. Майка мелко резала зеленый лук. "Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи тот старый мотив, тот давнишний, забытый, запетый. И я упаду, побежденный своею победой и ткнусь головою, как в пристань, в колени твои".
Мир ополчился против меня.
- Помоги накрыть на стол, - сказала Майка.
"Когда я вернусь. О, когда я вернусь..."
- Ну, как тебе Галич?
- Хорошо, - обречено сказал я. - Хорошая песня, очень политическая.
Мне хотелось плакать и совершенно не хотелось есть. Ничего не хотелось.
- Я пойду, Майя, - сказал я ей и она распрямилась с желтыми салфетками в руках.
- Как? - не поняла она. - Тебе плохо? Ты какой-то бледный. Тем более, оставайся.
- Это я виски перепил, - я попытался соврать. - Несвежие, наверное.
Майка любила меня. Что я мог ей сказать? Но Майку было трудно обмануть.
- Слушай, - сказала она и села строго напротив. - Что случилось?
Я молчал.
- Ты влюбился? - тихо спросила Майка.
- Нет. Все сложнее.
- Ты женишься? - Майка послушно сменила уровень сложности. Я засмеялся. Но посмотрел на потерянную Майку и перестал.
- Есть человек, - сказал я. - Кажется, я ему очень нужен.
Майка повесила нос. Она сидела, смотрела в тарелку и все это показалось мне ужасным. Надо было молча уйти.
- Кто она? - спросила Майка.
Странно, что я не ожидал этого вопроса. Я очень растерялся.
- Она? - переспросил я . - Это не она. Это мужчина.
Майка медленно поднялась.
- Майя, сядь, - устало попросил я, - Попробуй понять.
- С каких пор тебя стали интересовать мужчины? - прокурорским голосом спросила она и не села.
- Блин! - я разозлился. - Сядь! Меня не интересуют мужчины. Меня интересует этот конкретный мужчина.
- Но ты сможешь заниматься с ним любовью?
Что сказать, Майка по-своему была очень последовательной.
- Я полагаю, - начал я и вдруг почувствовал себя уверенно, - что я с этим человеком я смог бы что угодно - грабить банки, лягушек резать. Самолеты угонять. Я бы вместе с ним яд выпил, извини за патетику. Другой вопрос, что это невозможно. Он очень болен. И для начала я хочу, чтобы он выздоровел.