И началось! Гвалт — как на митинге. Места мало, вот-вот залепят кому нечаянно. Одному, кстати, залепили. Удивился, ощупал физию и говорит растерянно:
— Это как-то даже… недискурсивно…
Не услышали его — шумно было. Я-то думал, грядушечники хотя бы друг с другом мирно живут, а они вон чего…
— Господа будетляне! — вопит та тётенька, что поначалу вокруг бабуси увивалась. — Да прекратите же! Что вы тут устроили? Не уподобляйтесь прошкам!..
Мы с папкой сидим помалкиваем. Поставили перед нами чай и ликёр — другим-то не до того. Смотрю, на боку холодильника плакатик прилеплен:
«Будущее может занимать только опасных мечтателей; негодяй же довольствуется тем, что составляет насущную задачу дня!»
Ничего себе, думаю. Это кто ж такое сказанул? Присмотрелся, а там внизу в скобочках: «М.Е. Салтыков-Щедрин».
Тоже, наверное, грядушечник какой-нибудь.
А за папкой я так и не уследил. К чаю он, конечно, не прикоснулся, а ликёр почти весь выпил. Ну всё, думаю, пора вести домой, покуда никто не заметил… Не заметили. Даже на то, что мы уходим, внимания не обратили.
Свёл я папку по лестнице, вывел на улицу. Идёт — ноги под ним гуляют, а сам пальцем грозит тротуару.
— Так и запомни… — внушает. — Отец твой — мужчина с критическим складом ума…
Глава 6
в которой Прохор бессовестно врёт малышне, а пришедший в себя Мундыч рассказывает много чего интересного о машинах времени
— …а в будущее мы попали так. Может, видели: в скверике на окраине подбитая машина времени стоит на пьедестале?.. Ну и вот… Идём это мы с Петькой мимо, и Петька говорит: а что, если её починить? Я говорю: как ты её починишь? Вся раскурочена, и три слоя краски на ней… А мы подожгём, говорит. Краска вся выгорит, а механизм весь останется…
— Ты ж говорил, что вы её и подбили, — робко напомнил кто-то из малышни.
— Подбили, — сурово подтвердил я. — Из хронотомёта. А у нас её потом сразу отобрали, покрасили — и на пьедестал… Ну и вот… Влезли мы с Петькой наверх, облили бензином, подожгли…
— А она всё равно покрашенная, — жалобно сказал тот же голосишко. — Мы там вчера с сестрой были, смотрели…
— По новой потом выкрасили, — отмахнулся я, а в следующий миг увидел Петьку.
Стоит, гад, прислонился плечом к щиту, слушает и ухмыляется. А над ним на стенде два слогана: «Грядушку проворонишь — свою честь уронишь!» и «Прошлое предать — негодяем стать!».
Всё-таки подкараулил он меня.
Один — один.
Отбились кое-как от ребятни, вышли за ворота.
— Слушай, — говорю сердито, а у самого щёки горят. — А сколько у нас вообще в городе этих машин времени? Ну, подбитых…
— Три.
— Откуда знаешь?
— Так на стенде же карта нарисована… Одну в скверике грохнули, другую — у «Плюсквамперфекта», а третья — тут рядом, возле салона красоты… Ну этого… «Остановись, мгновенье»…
— Может, сходим пойдём?
Сходили. В общем-то, мы уже там бывали, и не раз — и с экскурсией, и просто так… Примерно то же самое, что и в сквере, только обломков поменьше и постамент не бетонный, а гранитной плиткой облицованный. А перед табличкой стоят дяденька и тётенька — приезжие, видать.
— Бож-же! — стонет она. — Масляной-то краской зачем? Ещё и зелёной!
— Чтоб никто починить не смог, — отвечает Петька. А морда у самого — серьёзная-серьёзная. Поглядел на него — чуть плюху не отвесил, честное слово!
— Ну вот видишь? — порывисто поворачивается она к мужу своему, или кто он ей там. — Умеют же люди славу героям воздать! Своим, местным… А почему у нас в Питере ни одной такой машины не поставили? Тоже ведь, наверное, подбивали…
— Ставить некуда, — буркнул он. — Все пьедесталы заняты.
— Так и у нас тут раньше Циолковский стоял, — не выдержал и вмешался я.
— Циолковского-то за что? — ужаснулся он.
— А чтоб в будущее не заглядывал! — огрызнулась она.
Тоже, наверное, разведутся скоро. Как мамка с папкой.
Взяли мы с Петькой в мини-маркете полторашку (Мундыч к тому времени вроде как уже в себя пришёл, узнавать нас начал). Принесли, расспросили кое о чём. Он аж глаза вылупил.
— Вы что, — говорит, — вчера, что ли, родились? Да кто ж настоящую машину времени, хотя бы и подбитую, на пьедестал поставит? Настоящую машину, чтоб ты знал, который год в подвалах хроноразведки по винтикам разбирают — и всё без толку… А то, что на постаменте, — так, муляж. Местный скульптор соорудил.
— Один в один?
Усмехается Мундыч:
— Жди! Один в один! А секретность? Вообще ничего похожего… И всё равно воруют. То одну детальку с постамента сопрут, то другую…