Сегодня он спросил одну из машинисток:
- Ты что это меня изучаешь? Постарел я или помолодел?
На шутливо заданный вопрос та сразу не ответила, неожиданно вспыхнула, смутилась. Потом пролепетала:
- Да просто так …
Ивана это не удовлетворило, а потому, поймав в коридоре Викентия Лукича, он поделился своими наблюдениями.
- Повышение тебе, наверное, предстоит,- развел руками главбух,- а женщины, как водится, первыми пронюхали, вот и разглядывают.- И он засмеялся, не разжимая тонких губ. Потом похлопал Ивана по плечу.
- Ты не обращай внимания: женщины - они и есть женщины. Им всегда пища для любопытства нужна. Сегодня тебя рассматривают, завтра - меня, а там кого-нибудь еще. Знаю я этих сплетниц…
Главбух ушел. Иван махнул рукой и тоже пошел заниматься своими делами. Весь день, вызвав три самосвала, возил со станции уголь к котельной главного корпуса. И лишь когда начало темнеть, с последним рейсом вернулся, чтобы оформить документы. В здание он вошел со двора-так было ближе. Поднявшись на второй этаж, где помещалась бухгалтерия, он остановился в маленьком коридорчике, проверяя в последний раз накладные перед тем, как сдать их. И вдруг услышал голоса, доносившиеся из-за угла,-коридорчик делал в этом месте поворот. Разговаривали две женщины. Он не обратил бы на это внимания, если б одна из них не упомянула его фамилию. Тогда Иван невольно прислушался.
- Уж мне вы можете поверить, милочка, из самых надежных источников! Я даже поинтересовалась в отделе кадров - там же моя подруга работает, вы знаете. Подняли тихонечко его личное дело, заглянули. И вы представляете - все годы отмечены, а трех в его трудовой книжке как не бывало!
По голосу Иван узнал Аиду Прокофьевну, бухгалтера, носатую женщину неопределенных лет, с которой ему приходилось сталкиваться почти ежедневно: все наряды, накладные и другие его документы проходили через ее руки. У Ивана все внутри замерло и похолодело. Вот оно, чего он так боялся! Узнали, раскопали…
А бухгалтер между тем продолжала:
- Просто уму непостижимо, как это наш инспектор по кадрам мог его принять?! Или он не смотрел его документов?
Но этого быть не может: он такой аккуратист! .. Ну, я понимаю, могли взять этого человека… э-э, так сказать, на перевоспитание. Но брать на должность коменданта! В голове не укладывается: кота поставили стеречь мясо. Что вы на это окажете?
Ноги сами поворачивали к выходу на лестницу. Но бессознательное желание выслушать свой приговор до конца удержало Ивана.
Заговорила другая женщина. Голос ее звучал очень тихо: - Если это так, Аида Прокофьевна, то очень печально. Но честно говоря, все-таки в душе я с вами не согласна.
Вот как сейчас его вижу: скромный, застенчивый, может, немножко неразвитый по сравнению с нашей университетской публикой… однако - он не преступник: у него очень добрый взгляд… Пусть даже этот человек участвовал когда-то в краже.
«Верно!»- прорываясь сквозь горечь происходящего, сказал в Иване внутренний голос, и чувство признательности к своей защитнице шевельнулось в глубине его души. Теперь он уже не мог уйти не дослушав. Кто-то обжаловал приговор, с которым он готов был согласиться.
- … Кроме того,- простите, может, это покажется вам странным - на месте инспектора по кадрам я могла бы сама, понимаете, сама взять именно такого человека, именно на такую должность. Мне всегда хочется не только видеть, но и будить в людях хорошее. И мне всегда казалось, что доверие даже помогает делать хороших людей. Макаренко, например, описывает, как однажды он доверил бывшему вору большие деньги …
- Мало ли чего писатели не выдумывают!- недовольно сказала бухгалтер.
- Макаренко не столько писатель, сколько педагог и воспитатель трудовой колонии,- словно извиняясь, пояснил тихий голос,- и в своих книгах он почти ничего не выдумывал.
- Нет, милая,- прервала Аида Прокофьевна,- писатели-воспитатели могут говорить все, что им угодно, э вы вот попробовали бы ежедневно выписывать собственной рукой материальные ценности вору!
- Бывшему … если даже это так,- несколько громче возразила собеседница, и тогда Иван узнал голос библиотекаря.
- Я удивляюсь, как вы не поймете. Я теперь вынуждена даже свою сумочку запирать в стол.
Женщины продолжали спорить. Иван, наконец, опомнился: осторожно ступая, пошел обратно по коридору.