Я взял себе экземпляр. Наверное, я первым дотронулся до книги с тех пор, как ее выставили, скорей всего сегодня утром.
Я повертел томик в руках, прочел аннотацию на обложке, которую помню до сих пор. Там говорилось о молодости, «той недолгой поре, когда все, что происходит, случается в первый раз и запоминается навсегда: и хорошее, и плохое».
Потом я открыл книгу и, как всегда, начал читать.
На предшествующей прологу странице помещалась цитата английского писателя, которого я тоже не знал.
«Прошлое — это чужая земля: там все по-другому».[5]
Вместо того чтобы перевернуть страницу, я закрыл книгу и понес ее в кассу.
Затем я сразу же пошел домой — мне не терпелось углубиться в чтение. Спокойно, у себя на кровати, где меня никто не побеспокоит.
Это был прекрасный роман, полный ностальгии и пьянящего очарования.
В нем рассказывалось о французском студенте, чья молодость проходила в Америке пятидесятых годов. О приключениях, нарушенных табу, инициации, стыде, любви и утраченной невинности.
Я не отрываясь читал до вечера, пока не перевернул последнюю страницу. Ни тогда, ни потом — по прошествии многих лет — я не мог отделаться от ощущения, что эта книга написана обо мне.
Когда я закончил читать, мне почти пора было уходить. Тогда я позвонил все еще недомогавшей Джулии и сказал, что пойду в кино. С кем? Со своим другом Донато и его компанией (мысленно я напомнил себе, что надо его предупредить). Я хоть огорчен, что мы опять не увидимся? Ну конечно, я тоже жутко соскучился.
Если очень хочется, я могу не ходить в кино, а посидеть с ней, предложил я. Мой блеф сработал — она отказалась. И повторила то, что говорила прошлым вечером. Незачем мне тоже заболевать и тому подобное. Хорошо, тогда до завтра, моя любовь. Пока, милый.
Я повесил трубку и в хорошем настроении пошел собираться.
Я был свободен, ко всему готов и сгорал от нетерпения.
Глава 10
Мы играли дома у нашего ровесника, который жил в богатом квартале на окраине города. Играли впятером. Хозяин дома — сын строителя, какой-то совершенно лысый, хотя нестарый, явно до тридцати парень и Марчелла — коренастая женщина с жирной кожей и маленькими глазками.
Я почувствовал к ним неприязнь сразу же, как только нас представили друг другу. Они плохие люди, решил я про себя, и заслуживают того, что с ними должно произойти. Очевидно, я искал себе оправданий.
Но это очевидно мне только сейчас. Тогда же я просто неосознанно нашел самый быстрый и эффективный способ заглушить голос совести. Что бы это ни значило. Мне нужны были в качестве соперников злые и плохие люди, и такими я их и увидел.
Вечер походил на первый, только теперь я знал механизм обмана, и игра мне нравилась гораздо больше. В тот раз, как и всегда, когда впоследствии я играл с Франческо, меня охватил настоящий азарт. Еще более сильный, чем при обычной игре. Уверенность в выигрыше не уменьшала, а наоборот, увеличивала возбуждение. В то время как мы выигрывали огромные деньги, я чувствовал дрожь в основании затылка. Открывая карты, чтобы побить сильную комбинацию, я забывал, что фортуна тут ни при чем. Я выигрывал, и все.
В тот вечер я унес с собой несколько сотен тысяч лир наличными и два чека с шестью нулями. Эти деньги чуть раньше принадлежали хозяину дома и коренастой женщине. Я не сомневался, что, облапошив их, мы поступили правильно.
Я решил, что должен открыть счет в банке — не хранить же такую кучу денег дома.
Пришел к себе, лег в постель и почти сразу уснул.
Мы начали регулярно играть. Три-четыре, максимум пять раз в месяц. Обычно в частных домах, иногда в клубах, точнее сказать, подпольных игорных домах. Вроде того, куда мы ходили после драки у Алессандры. Франческо знал их все, как и множество других ночных заведений.
Чтобы отвести подозрения, иногда мы давали партнерам отыграться, что составляло часть нашей стратегии. Дней через десять после моего первого выигрыша мы снова встретились с владельцем скобяного магазина и его приятелем проектировщиком. Мы поддались, и они выиграли несколько сотен тысяч. Отыгрались, и все вернулось на круги своя.
5
Цитата из романа «Посредник» (The Go-Between, 1953) английского писателя Лесли Поулза Хартли (1895–1972); в английском языке почти вошла в поговорку.