— А, так ты пришел?
— Да, мадам.
— Я же тебе говорила, зови меня Эдит.
— Хорошо, мадам… то есть Эдит.
— Вот что, я решила дать вам шанс. Мы с «Друзьями песни» едем в турне. Они выступают в первой части, вы споете под открытие занавеса, а после антракта ты объявишь меня.
— Что я должен говорить?
— Все просто:
— Не забудешь?
— Не стоит беспокоиться, не забуду, чтоб я сдох.
И тут я совершил ошибку, которая была с ней непозволительна, и которую с тех пор больше никогда не повторял. Я спросил:
— А сколько нам будут платить?
Львица посмотрела на меня так, словно собиралась закопать заживо, и нервно закричала:
— Жалкое ничтожество! Тебе дают возможность поехать в турне с Эдит Пиаф, а ты спрашиваешь «сколько?!»
Я ожидал чего угодно, но только не подобной бури эмоций, и пробормотал:
— Мне надо кормить семью и…
— В твоем возрасте, имея такую профессию, надо быть холостяком. Вот я что, по — твоему, замужем? Ладно, за монеты не переживай, будут.
— Спасибо.
— Спасибо «да» или спасибо «нет»?
— Спасибо «да» — от меня, но я должен посоветоваться с партнером.
— С этим закулисным Дон — Жуаном?
Глаз у нашей дамы был наметанный — она сразу заметила, что Пьер положил свой глаз на секретаршу.
— А, кстати, где он?
— Спит.
— Если он хочет работать со мной, пусть учится вставать рано. Так, поезд на Рубе уходит послезавтра в восемь двадцать. Будьте вовремя, ненавижу людей, которые садятся в поезд на ходу.
Все турне — выпивка и песни
Накануне отъезда, чтобы быть поближе к вокзалу, я решил заночевать у Пьера, который жил на сквере Монтолон, в десяти минутах ходьбы. Мишлин вечером пела в кабаре, и мы проводили ее туда. После ее выступления мы все вместе отправились поужинать в одно приятное заведение и вернулись домой к Пьеру около трех часов утра.
«Пьер, просыпайся! Мы опоздаем на поезд! Пьер, проснись! Мы всюду опоздаем!»
И мы всюду опоздали. Примчавшись на вокзал, поняли, что поезд не собирался дожидаться нашего появления. Катастрофа! В кои‑то веки Национальное общество железных дорог Франции сработало точно, и удача укатила вместе с поездом, оставив нас на перроне в полной растерянности. Но я не собирался ее упускать. К 1946 году еще не успели полностью восстановить все дороги и мосты, которые Сопротивление взорвало во время войны. То тут, то там поезда немного задерживались. Нам удалось попасть на состав, отправлявшийся в Лилль, и, к счастью, прибывший в пункт назначения вовремя. Там мы запрыгнули в трамвай, шедший до Рубе, и поехали в сторону вокзала. Поезд, в котором ехали Эдит и «Друзья песни», опаздывал. В ожидании его прибытия мы с комфортом устроились в пивной напротив входа в вокзал.
Говорят, Эдит всю дорогу была вне себя от злости и клялась, что больше не желает слышать об этих ничтожествах (то есть о нас). И когда вдруг увидела, что мы сидим на веранде за кружкой пива, рассмеялась так, как могла смеяться только она одна, а потом вышла, чтобы выпить с нами. Она опять рассказала о том, как будет проходить шоу. Сначала на сцену выходим мы и поем несколько своих песен, затем выходит Эдит и объявляет «Друзей». Мне кажется, что ни одна известная певица, ни до, ни после нее, не делала подобных вещей. И действительно, выйти на сцену задолго до начала своего выступления, чтобы представить какую‑то группу, означало разрушить впечатление от своего появления во второй части концерта. Но Эдит не было до этого дела, такие мелочи никак не отражались на ее успехе. После антракта наступала моя очередь представить Пиаф. Она сама занималась освещением, необходимым для выступления «Друзей», и научила меня устанавливать свет для ее выступления.
Эту процедуру мы повторяли, начиная с севера Франции и кончая Швейцарией, в течение двух недель, которые длилось турне. На нашем первом выступлении в Цюрихе зал был переполнен, зато в Женеве и других городах французской Швейцарии выручка была ничтожно мала. У нас появились денежные затруднения. Эдит сказала: «Мы с тобой уж как‑нибудь переживем, мы‑то знаем, что такое улица. Но с остальными проблема, надо их как‑то прокормить». Представляя себе, как «Друзья песни», мальчики из хороших семей, занимаются попрошайничеством, Эдит хохотала как безумная.