Вдова провисела под мостом еще немного, ожидая выстрелов, но ничего не происходило. Тогда она набралась смелости подтянуться на этих жалких тросиках и постараться не упасть.
Идеальная физическая подготовка, ставшая наградой Красной Комнаты, помогла влезть на перекрытия без сверхусилий. А дальше нужно было изловчиться настолько, насколько возможно, чтобы не упасть, и влезть на следующую балку, однозначно не предназначенную для лазания по ней.
Агентесса постаралась потянуться рукой до железяки, но ничерта не вышло, кончик пальца и надежду на выживание разделяли сантиметров двадцать. Нужно было вставать, что значило, что в любой момент можно оказаться без равновесия и рухнуть с моста с концами.
Драка вытянула все силы, каждый шаг был опаснее предыдущего. Плечо кровоточило, прямо чуть выше логтя, еще раз нож проскочил по костюму, разрезав его и задев кожу у ключицы, третье ножевое было над коленкой. Артерии, вроде как, были целы, но кровь терялась, а значит, терялся кислород в мозгу, что приводило к головокружениям, которые вообще некстати.
Выдохнув, девушка допрыгнула до балки и подтянулась на ней, заставляя плечо кровоточить еще сильнее. Острая боль пронеслась по всему телу, словно электрический разряд.
Теперь Вдова стояла на ровной и весьма широкой железяке, что позволяло ей встать в полный рост и потянуться до последней, а после вытащиться на мост. На мосту же были слышны крики, что означало наличие опасности на месте.
Прыжок. Агентесса уцепилась за балку, оставалось только притянуть себя и небольшим прыжком оказаться на мосту хотя бы руками и головой.
Выстрел. Агентессу это испугало, ведь у Стива не было огнестрельного. Лишь бы мимо, лишь бы мимо.
Девушка смогла подняться на мост, когда рев мотоцикла врага расстворился в воздухе.
— Стив! — девушка подбежала к лежавшему на асфальте другу. У нее уже ничего не болело, ей было глубоко плевать на порезы и ушибы, на все, что было до. Она подлетела к другу, накрыла израненное тело своим и просто горько заплакала, жмурясь и скалясь до того, что вена вспухла на виске. Лицо ее друга было в клочья разбито, во лбу красовалась огромная дыра, а с затылка, словно нимб, лужа крови и кровавых брызг.
— Ну чего же ты, Капитан, сдался, мы бы победили… — Девушка продолжала задыхаться в своего рода истерике.
≫≫
Тело Капитана увезли и кремировали без прелюдий. Просто и быстро, без почестей и пышных поминок. Как расходник, как мятый лист бумаги, как старые и протертые штаны, как поломанный автомобиль, как старая игрушка — одним словом, как что-то ненужное и скоротечное, как что-то, что подразумевало свой конец при жизни хозяина, к чьему концу были не то что готовы, а даже знали, где, когда, почему и во сколько.
Вдова знала, что так будет, и сама бы не против таких же похорон — не любила быть заметной. Но сейчас ее в клочья рвало изнутри, ведь она не была готова к смерти Капитана Америка, лучшего и ближайшего друга, наставника, человека, вытащившего ее из бездны самобичевания. Она не была готова к смерти того, кто показал ей, что можно доверять другим, что можно отпустить прошлое, что прошлое — не то, кто ты сейчас.
А Стив, видимо, знал Зимнего, если судить по реакции, но не успел поведать, откуда. Агентесса тоже его знала, доводилось стреляться в Одессе. Он был нежданным приемом, козырем, ударом ниже пояса. Он прострелил даме живот, но ей удалось скрыться вовремя и выжить.
Вот так старые враги портили нынешнюю малину.
Теперь убить его было делом принципа.
— Романова Наталия? — К девушке подошел секретарь.
— Я. — Наталия развернулась, пряча слезы и натяжно улыбаясь. Всегда так делала, никогда не подводило и работало прекрасно. Реветь на базе было бы… Непристойно.
— Ник Фьюри предложил Вам встать на пост Стивена Роджерса. Агентам Щ.И.Т.а нужен Капитан, а мистеру Фьюри — правая рука, и вы прекрасно подходите на эту… Вакансию. — Парень смущенно улыбнулся.
— Я согласна. Тогда мой первый приказ: нарыть как можно больше информации про Зимнего Солдата и сдать мне в конце месяца максимум. — Главагентесса говорила твердо и спокойно.
— Но… Наталья… — Секретарь замешкался, не зная отчества Черной Вдовы.
— Для тебя я Наташа. — Девушка неискренне улыбнулась. — Не нужно мне про «возможно» и «невозможно», есть слово «надо». Шагай.
Секретарь поспешно удалился по длинному светлому коридору.
Плитка на полу была белой, стены тоже обложены похожей, но побольше, потолки просто беленые. На них каждый метр красовались длинные и тонкие люминесцентные лампы, светящие холодным светом. Наташа шутила, мол интерьер «как в спихушке», хотя чего там, работенка — тот еще цирк с волками.
Щ.И.Т. был организацией, которая непосредственно сотрудничает со мстителями, но если последние занимаются чем-то вроде нападений из космоса, то Щ.И.Т. занимался делами поменьше. Не закладчиками и насильниками, конечно. Это были крупные наркоторговцы, террористы, крупные преступные группировки, серийные убийцы, профессиональные киллеры и многие другие, кто был сильнее обычных копов.
Романова обустроилась в новом офисе. В том, где раньше воссидал Капитан Америка она, конечно, работать не смогла бы. Поэтому отправилась в другой, менее комфортный и свободный, но не напоминавший больную тему.
Наташа разложила документы, поставила фикус, потому что могла себе позволить, вошла в базу с аккаунта восьмого (почти высшего) уровня, разложила папки с наводками на разного рода ублюдков, и только после наведения порядка смогла позволить себе пойти на перевязку. Ножевые заживать будут неделями.
Раны обрабатывались и перевязывались, а Романова, привыкшая к боли, хмурилась по иной, совершенно иной причине.
Она знала, что боль душевная и боль физическая имеют настолько разные под собой основания, что называть и то и то болью было оскорбительно по отношению к душевным страданиям. От физической есть столько всего, а от душевной — жалкие антидепрессанты, которые хуже но-шпы при открытом переломе. Физические так быстро заживают, и привыкнуть к ним легко, — Наташа знала по себе — а душевные — они тянутся с годами, и ранят каждый раз почти как в первый, а иногда и хуже. Сколько она хотела бы сказать Стиву, но не сказала. И винила себя за это. Могла погибнуть она, а не он, и она винила себя за это. Она могла вернуться на мост быстрее и спасти его, и она винила себя за это.
Еще она винила себя за то, что всю жизнь думала, что агенты — расходники, и нормально к этому относилась. А теперь, потеряв первого и последнего напарника, она уже никогда не будет прежней. Она ведь знала его. Какие картины он пишет, какой у него почерк, с какой ноги он начинает свой шаг, размер его обуви, любимый цвет, любимый тип пасты в ручках, предпочтения в еде и одежде. Она знала его планы и цели, знала его всего. Потому что она шпионка, а им свойственна наблюдательность. И она винила себя за то, что не уберегла напарника.
Она винила себя почти за все.
Время шло, а поиски Зимнего так и не приносили никаких плодов. Ничего. Он был тенью, был неуловимым, для многих мертвым. Он был городской легендой, или чем-то подобным. Он никогда не оставлял свидетелей, он вырезал всех до последнего, и все, кто видели его — видели в последний раз. И образ его оставался последним, что свидетель мог узреть перед смертью, иногда мучительной. Зимний Солдат никого не щадил.
Романовой Фьюри не верил. Убийцу искали, но из раза в раз игнорировали замечания главагентессы: это — Зимний, мать его, Солдат.
А Наташа узнала его из тысячи. Он был полностью закрыт одеждой, даже бионическая рука была под длинным рукавом и в перчатке. Лицо под маской. Черная куртка, напоминавшая смирительную рубашку, черные штаны, черные сапоги, и все это с ремнями, на которые крепились боеприпасы. Темные волосы почти до плеч и не видавшие расчески.