На долгие годы эта сцена врезалась в память Римини. Он успел забыть о том, что после экскурсии сеньорита Санс куда-то исчезла, что в школу класс возвращался уже без нее, что и на следующий день ее заменила другая учительница. А потом были выходные, а позже и вовсе начались летние каникулы, после которых ни Римини, ни его одноклассники не обратили внимания на то, что сеньорита Санс больше не появляется в школе. Со свойственной детству жестокостью он совсем скоро забыл все. Все — кроме той сцены у телефона-автомата в вестибюле фабричной столовой. Плачущую сеньориту Санс, не чудаковатую, забывчивую учительницу, а страстную любовницу, жаждущую вырвать любимого мужчину из плена семейной жизни, Римини запомнил навсегда. Особую ценность этим воспоминаниям придавало то, что он ни с кем их не делил. Римини страшно гордился тем, что стал свидетелем столь интимного, явно не предназначенного для посторонних ушей разговора, но еще больше он был горд собой — за то, что сумел сохранить это тайное знание тайным, за то, что не проболтался одноклассникам. Много лет его грело сознание того, что он обладает тайной, — до тех пор, пока в один прекрасный день София — кто же еще — не разрушила эту иллюзию. Дело было уже в последний год их совместной учебы в школе. София и Римини — давно уже не дети, а вполне взрослая парочка, вот уже некоторое время предпочитающая всем другим методам контрацепции прерванный половой акт, — забрались в свое любимое убежище, под парадную лестницу-пандус, по которой учителя и ученики поднимались с улицы ко входу в школьное здание. Выкурить их из этой крепости не удавалось никому; гарнизон покидал казематы только по собственному желанию. В тот день разговор в очередной раз зашел о том, какими они были до своей любви, и главное — о том, каким был до их любви этот мир. Как всякие влюбленные, они искали какие-нибудь свидетельства того, что вселенная заранее знала об их встрече, что мироздание посылало им тайные сигналы, подлинный смысл которых они могли понять только теперь. София, которая, говоря о прошлом, чувствовала себя как рыба в воде, вдруг заявила, что не только помнит Римини чуть ли не с первых школьных дней, но и уверена в том, что уже с четвертого года обучения их перевели в один класс. Римини полагал, что в одном классе с Софией они оказались годом позже, и потребовал привести доказательства их совместной учебы в четвертом классе. То, что Римини ничего не помнил, с точки зрения Софии было вполне естественно и ровным счетом ничего не доказывало; в этом возрасте, небезосновательно полагала она, мальчишки воспринимают одноклассниц как элемент окружающей реальности, однородную, несколько враждебную, даже чуточку опасную, но совершенно неинтересную, безликую массу. Вот почему София с готовностью принялась рыться в памяти и приводить все новые и все более убедительные детали, подтверждавшие ее гипотезу. Напоминание о том, что сидел он на задней парте, со стороны двери, не было принято им во внимание («Да я всегда там сидел!»). Подробное описание класса: мебель, карта мира над исцарапанной доской и Аргентины — на боковой стене (клякса в районе провинции Чако) — позабавило и даже тронуло его, но не убедило. Решающим ходом со стороны Софии стало то, что она вспомнила сеньориту Санс — со всеми ее странностями, со всеми особенностями облика и поведения. Такое нельзя ни придумать, ни подсмотреть на переменах. Римини попытался было нанести контрудар, предположив, что сеньорита Санс могла вести занятия в классе, где училась София, в другой год, но она тут же принялась описывать те самые сцены, свидетелем которых был сам Римини. Римини задумался, София же явно увлеклась и продолжала потчевать его подробностями их несомненно общего прошлого, в основном так или иначе связанного с уроками сеньориты Санс. «А еще в тот день, когда мы ездили на экскурсию на конфетную фабрику, она рыдала в телефонную трубку, разговаривая со своим любовником», — выдала вдруг София, сразив Римини наповал. Одна из главных его тайн была раскрыта, похищена, уничтожена. Но как? Каким образом? Откуда София знает и об этом? Неужели?.. Нет, Римини был готов поклясться, что в вестибюле столовой не было ни Софии, ни кого-либо еще, никого, кто вместе с ним мог бы стать свидетелем слез сеньориты Санс, никого, кто мог бы потом рассказать об этом Софии. Разгадка была проста и в то же время граничила с чем-то сверхъестественным. Подобные совпадения случаются раз в сто лет, не чаще. Выяснилось, что сеньорита Санс некоторое время учила английский на курсах в группе, где преподавателем был не кто-нибудь, а мама Софии. Довольно долго молодая учительница занималась без особого прилежания и не слишком успешно. Тем не менее у нее с мамой Софии сложились вполне доверительные отношения. А потом сеньориту Санс как подменили: она стала заниматься увлеченно, с удовольствием и старалась воспользоваться каждой секундой перемены, каждым мгновением после занятий, чтобы спросить преподавательницу о чем-то, чтобы переброситься с нею хотя бы еще парой английских фраз. Из этих коротких разговоров да по переменам в поведении, настроении, даже во внешности вдруг похорошевшей молодой учительницы мама Софии сделала безошибочный вывод: у сеньориты Санс появился мужчина. Нет, не жених, не молодой человек — тот, кого можно было бы так назвать, непременно хоть раз встретил бы возлюбленную после занятий. Впрочем, судя по состоянию сеньориты Санс, она была счастлива тем, что у нее есть, и не желала большего. Отношения матери Софии с этой ученицей, в одночасье ставшей лучшей в группе, стали еще более теплыми и дружескими. Преподавательница просто считала своим долгом задержаться после занятий и дать дополнительные консультации молодой женщине, которая так тянулась к знаниям. В один прекрасный день мама Софии обнаружила, что место сеньориты Санс в аудитории пустует. Она поинтересовалась у других учеников, не знают ли они что-либо о причинах этого отсутствия; но сеньорита Санс ни с кем не делилась своими обстоятельствами, впечатлениями и планами — только здоровалась и прощалась. На следующей неделе место лучшей ученицы по-прежнему пустовало. Мама Софии почему-то разволновалась, сама удивившись тому, насколько небезразличной оказалась ей судьба малознакомой молодой женщины. После занятия, которое она провела с несколько меньшим блеском, чем обычно, взволнованная преподавательница заглянула в канцелярию учебного центра и попросила выдать ей вступительную анкету сеньориты Санс. Не отходя от письменного стола, она набрала телефон, указанный в документах. Никто не ответил. Под удивленным взглядом девушки-администратора мама Софии дрожащей рукой переписала адрес сеньориты Санс и, уже поймав такси, с трудом разобрала собственные каракули, чтобы продиктовать водителю адрес. Выяснилось, что жила молодая учительница на другом конце города, в далеко не самом престижном квартале; пожалуй, ее скромная блочная пятиэтажка была главной архитектурной достопримечательностью этого полутрущобного района. Дверь в подъезд была не заперта; мама Софии зашла и поднялась по грязной и вонючей лестнице. Она нашла нужную квартиру и позвонила, а затем для большей убедительности и постучала в дверь. Ей довольно быстро открыли. Увидев появившуюся в дверном проеме женщину, мать С