— Второе!
— Орудие,— ответил Дорошенко.
— Третье!
— Четвертое!
Четыре мощных выстрела сотрясают воздух. Затухающие колебания звуковой волны опередил мягкий шелест улетевших к цели снарядов.
— Правее ноль двадцать, прицел сто девяносто шесть, батарея, четыре снаряда, огонь!
С треском ломалась деревянная укупорка, желтизной отливают гильзы в руках орудийных номеров.
— Огонь!
Стреляющий перешел на залповый огонь. Многоголосое эхо уносил с собой вдаль тяжелый басистый грохот. Всякий раз телефонист сообщал на НП — «очередь».
— Огонь!
Второй, третий, четвертый, седьмой, десятый раз производится залп — четыре выстрела.
Стреляющий вводил корректуры, изменял направление стрельбы, дальность, одновременно то и другое, вел огонь батарейными очередями.
— Стой! — принял с НП телефонист.— Батареей... один снаряд, огонь!
— Стой! Прицел меньше... четыре... огонь! — Темп нарастал.
— Стой! По переправе... основное направление... правее... два ноль... батареей один снаряд... огонь!
Время 14 часов 20 минут. Более двух часов на позиции не затихает грохот. Ни одной паузы. Стрельба не прерывается ни на одну минуту. В задульных конусах сгорела растительность, обуглился грунт. Измельченная ударной волной земля поднялась серой непроницаемой пеленой в воздух. Подсошниковые борозды, подковой опоясавшие орудия, превратились в ров. Чудом уцелевшие маты удерживали орудия, и они не ушли вместе с лафетами в землю. Огневые взводы уже израсходовали более 600 снарядов.
Взвод боепитания парковой батареи трижды разгружал шесть трехтонных машин. И сейчас боеприпасы на исходе. Уже в течение 10 минут телефонист пытается передать об этом стреляющему. Поток команд с НП не останавливается. На ОП духота. Штиль и безветрие. Стволы накалились. Даже за щитом на сиденьи наводчика жарко, как у открытой печи. Орудийные номера выбивались из сил. Огонь продолжался.
Для подноски снарядов и удаления стреляных гильз используются все, кто не занят ведением огня. Но заряжающие! В течение 15—20 минут каждый перемещал в полусогнутом положении тонну груза. Время 16 часов 30 минут.
— Батарея, стой! — принял с НП телефонист.— СО... сто... буссоль... двадцать девять ноль... прицел двести десять... О готовности доложить.
Направление стрельбы изменялось на 15.00.[32] Перестраивается полностью фронт батареи. Орудия необходимо развернуть под прямым углом к прежнему направлению стрельбы. Огневым взводам нужно, по существу, занять новую позицию.
Работы закончены. В течение 10 минут 3-я батарея ведет огонь по району СО. Слышатся выстрелы других батарей.
— Стой! — поступила команда.
Наконец-то выпала минута оглядеться. Куда стреляла! 3-я батарея? Траектория полета снарядов проходила через фольварк, и рвались они если не в тылу, то в пунктах, расположенных в глубине нашей территории. Пользуясь картой и приборами, я определил: район СО накрыл участок на дороге из Владимира-Волынского на Сокаль. Что же происходит? Уж не по своим ли войскам?
— Огонь! — И снова: — Огонь! Время 17 часов 10 минут.
— Батарея, стой! Цель номер десять... четыре снаряда... беглый... огонь!
Фронт снова перестраивается. Стреляющий требовал вести огонь в неослабевающем темпе.
Взвод боепитания поначалу загружал пустые кузова машин стреляными гильзами. А теперь? У орудий образовались горы. Гильзы дымят, отравляют и без того застойный воздух. Вонь.
Доставлены снаряды. 250 выстрелов. «Куда разгружать?» — спрашивал воентехник.
— Огонь! Огонь! Огонь!
18 часов 10 минут. Первый перерыв. Прошло 3 минуты после батарейной очереди.
— По пехоте... батареей... один снаряд... огонь! — введены корректуры.— Усилить темп... быстрей... быстрей,— передавал телефонист с НП.
Но всему положен свой предел. Люди обессилели, держались с трудом. Огонь! Огонь! Нужно ворочать лафет, заряжать, наводить орудие, подавать снаряды... снова, снова и снова...
«Огонь!» — требовал стреляющий.— «Огонь!» — требовал старший на батарее.— «Огонь!» — требовали командиры орудий. Этого требовала совесть воина, мужская, сыновняя, родительская, гражданская и общенациональная совесть...
Что побуждало действовать Гаранина, сержантов, орудийных номеров? Нравственно здоровому человеку стыдно сознаться, показать, что силы иссякли, одолевает усталость, немощь, конечности налиты свинцом. Неловко, неприятно и неприемлемо перед командиром и теми, кто рядом, кто выполнял команды, повиновался и вел огонь.
Струился пот, пересохло в горле, пыль застилала глаза. Жара. Дышать нечем. Позиции пришли в состояние полной непригодности. Под стволами измельченный грунт обратился в порошок. И с каждым выстрелом колеса, лафеты садились все глубже, ограничивали откат стволов. Кучи стреляных гильз захламили пространство. Расчеты не справлялись с обслуживанием орудий, не под силу. Для того чтобы его развернуть в новом направлении, я собирал людей всего взвода, всех, кто попал на глаза.