Потерь, кроме нескольких раненых, 6-я батарея не имела. В районе села Савлуки во время огневого налета сгорела машина взвода боепитания, разгружавшая на позиции снаряды. Савченко считал появление противника вполне возможным и одобрял меры, которые я принял для уточнения задачи.
Командиры орудий ожидали ракет, обещанных Васильевым. Монотонно гудела близкая дорога. На позиции стояла непроницаемая темнота. Время шло. Было похоже, что Васильев не мог найти дозорных.
Наконец, послышались голоса. Вслед за тем что-то вспыхнуло. Еще через миг среди кустов, рассыпая искры, закувыркался красный шар и тут же погас. Позиция погрузилась в темноту.
Возвратился сконфуженный Васильев. Все это время он ремонтировал неисправную ракетницу дозорных. Гильзы отсырели и не заходили в патронник. Условленный сигнал так и не получился, а выстрел, который я наблюдал, Васильев произвел из незакрытой ракетницы, когда разбил капсюль ножом.
— Вот вам и «формальная задача», — укоризненно сказал Васильеву политрук Савченко. Я был зол и имел достаточно времени, чтобы рассказать политруку о том, как встретил меня Васильев.
Время пребывания на огневой позиции шло к концу. Вернулись дозорные. «Отбой!» Орудия начали вытягиваться в колонну. Мерцали висевшие на щитах фонари. Оглядев колонну, я занял место в кабине, взглянул на свою схему. Разобраться в ней не составляло труда. Дорога находилась рядом.
Нудные часы
Тягач вошел в облако густой пыли. На протяжении многих километров она кружится снаружи и внутри кабины, оседает на лицо и одежду, затрудняя дыхание.
Деревья частоколом стоят по сторонам, затем отодвигаются куда-то и подступают снова, остается узкий темный проем, в котором беспрерывно кружила пыль. Не видно ни колеи, ни звезд, ни габаритных фонарей на орудийных щитах.
...Пыль стала редеть. Обозначился мутный просвет. На краю широкой долины вырисовывались какие-то постройки. Населенный пункт... Как он называется?
Я заглянул в схему. Закопченные стекла фонаря не пропускали свет. Прочесть надпись невозможно. Только с помощью спичек удалось разобрать несколько букв: Васильков. Это было небольшое село, лежавшее, как значилось на схеме, справа от маршрута.
Снова потянулось томительное однообразие темной ночи. В клубах пыли маячил ребристый конец ствола с черной воронкой дульного среза. Раскачиваясь из стороны в сторону, он угрожающе придвигается к лобовому стеклу, описывает дугу и растворяется в пыли, чтобы через минуту появиться снова. Нужно следить за ним, держать схему, подбадривать водителя, бороться с собственным сном.
В усталом мозгу текут мысли. Возникают беспорядочные, пустые вопросы. «Почему на дульном тормозе нет чехла? Потерялся? Сказать бы, крикнуть Орлову». Но ствол перед глазами отодвигается и пропадает.
Тягач неожиданно дернулся. Это заставило меня перевести взгляд с водителя на дорогу. В поле зрения снова виден оголенный дульный тормоз, но я уже сообразил: орудие впереди — замыкающее, а, значит, дежурное, оно идет со снятыми чехлами, установлена панорама.
Пыль, темень, тяжелый непрерывный гул. Водитель, кажется, начал оправляться от дремоты. Тягач шел устойчивей. Двигались, судя по фонарям, и остальные.
Дорога вновь вошла в темную пасть леса. Водитель сонно ронял голову. Неожиданно близко показалось дерево. Водитель судорожно дернул рычаги и успел отвернуть — задетая гусеницей сосна устояла, обнажив до основания свой ствол.
Прошел еще час. Откуда-то потянуло сыростью. В воздухе слышен запах воды. Колонна подошла к речке Буча. Путь преграждали желтые пятна фонарей, обозначавшие брод.
Огневые взводы должны пройти этот пункт на час раньше. Мы запаздывали.
Ночное время тянется так же медленно, как мой тягач. Перед радиатором торчит орудийный ствол. На остановках мерцали габаритные фонари. Тягач трогался, и они пропадали в облаках пыли.
Во второй половине ночи стало немного легче. Не нависали ветви деревьев. Улучшилась видимость. За небольшим заболоченным ручейком показались дома. Это, кажется, была Рудня-Осошня. Вся улица занята повозками и машинами со спящими людьми. Вероятно, 5-я батарея успела уйти дальше.
Брезжил рассвет. Над верхушками деревьев светлел восток. На дороге не было тягачей, исчезла и пыль. Мы подошли к развилке. Обе дороги ничем не отличались одна от другой. Куда ехать?
Моя схема не давала ответа. Развилки на ней не было, а линия маршрута отклонялась к северо-востоку. Неужели я проглядел, тогда под палаткой?
Пришлось остановиться. Осмотр дороги не рассеял мои сомнения. Следы гусениц, оставленные в пыли, ни о чем не говорили. Может быть, Васильев знает? Нужно сверить схемы. Но ничего утешительного ни Васильев, ни его схема сообщить не могли.