— Не тревожься об этом, — тут же откликнулся метх. Пусть он всячески старался избегать этой темы, но точно был рад моему отклику.
Насколько же он продвинулся в своих знаниях?!
— Ты сумел раскрыть все секреты ваших… Богов?
Инстинктивно я повернула голову — хотелось увидеть выражение его лица. Но ладони второй пары рук мгновенно обхватили мои виски, осторожно разворачивая в первоначальное положение.
— Не надо резких движений, волосы могут зацепиться за мои пальцы, и ты испытаешь боль.
Он сдержанно сказал это моему затылку.
— Сумел?
Настойчиво повторила я, смирившись с невозможностью пронаблюдать за его лицом.
— Не все, но многие.
Он впервые признал это! Явно желание говорить со мной — огромно. Поэтому он ухватился за тему, которая расшевелила меня.
— Называй их сартхами.
Ого! Неужели Богов низвергли?
— И почему они оставили вас? Покинули планету?
— Я ничего не узнал об этом.
— А что…
— Дейнари, — перебив, он снова назвал меня по имени! — Ты могла бы рассказать мне про жизнь на Цезарионе? О том, что помнишь.
Я понимала, это предложение — желание сменить неудобную тему. Но… даже разговор о родном мире зарождал во мне надежду на возвращение. Что если метх «очеловечился» настолько, чтобы допустить мое возвращение домой? Или своим рассказом я смогу смягчить его сердце? Раньше на это надежды не было, но сейчас… И начинаю, поначалу сдержанно и негромко.
Но чем больше я говорю — о доме, семье, близких, единственно радостных воспоминаниях из детства, тем с большей силой вырываются из груди слова. Я не замечаю, что сажусь ровно, что кончик хвоста беспрестанно подрагивает, подтверждая бурю эмоций в душе. Говорю и говорю взахлеб, словно спешу не успеть.
Но обрывать меня никто и не думает. Метх сидит неподвижно, слегка прикрыв веки, и пристально смотрит, не пропуская ни звука.
Не представляю, насколько хватило моего запала. Говорила ли я несколько часов, прежде чем иссякли силы, и пересохло во рту? Или эти воспоминания, наверное, рвавшиеся из меня, чтобы не позволить совсем утратить что-то крайне важное, хлынули лавиной, и я проговорила всего лишь стремительные минуты?
Не знаю. Но когда я осела в измождении, вновь привалившись к стене, Кирен спросил только:
— Это кулон твоего брата?
Переведя взгляд на укрытую яркой тканью грудь, я вдруг испугалась. Что, если наговорив ему столько о себе, сейчас лишусь единственного, что еще осталось моего.
— Д-да…
Но больше метх не сказал ничего. Не пригрозил отобрать, вообще не шелохнулся. Когда же я решилась взглянуть на него, поняла, что он тоже уставился на мою нервно трепещущую грудь.
Кирен молчал довольно долго. Затем поднялся, как всегда, одним размытым движением скользнув вверх. При необходимости метх мог передвигаться стремительно. В скорости их воины не уступают нашим. Но возле самой двери он остановился. Медленно обернувшись, спросил:
— Твой отец объединил свою жизнь с женщиной?
— Д-да… — растерялась я.
— Она была богиней? Он поклонялся ей?
— Он любил ее. — Призналась шепотом, отлично помня ощущение любви, окружавшее в детстве. Но метх понять этого чувства не способен. — Сам хотел всегда быть рядом. Как и она. Провести жизнь вместе — это был их общий выбор.
Ничего не сказав, меднокожий вышел. А я осталась одна, пусть и несколько выхолощенная своей исповедью, но, на удивление, не чувствующая себя обессиленной. Изнуряющая боль, укрывшись где-то глубоко и практически не ощущаясь, не подкралась ко мне из сумрака усталости. Неужели это сказывается воздействие войлера сартхов?
Глава 18
Дейнари
Время путешествия к родной планете метхов пролетело быстро. Это был самый странный период за все время моего плена. Предсказуемый в своем извечном высокомерии воина, Кирен перестал быть собой. Большую часть времени он проводил со мной, отлучаясь лишь ненадолго.
Метх был сдержан и даже заботлив, самолично занимаясь моими нуждами. Вопреки моему безмолвному сопротивлению, со свойственной ему неумолимостью принялся ухаживать за мной, не позволяя ничего делать самой. Он кормил меня, собственными руками поднося пищу к моим губам. Купал и одевал в непонятно откуда появившуюся, явно не метхскую, одежду. Ежедневно интересовался моим состоянием, причем с вниманием выслушивая мой ответ. И готов был немедленно тащить меня в войлер, едва я заикалась о болезненных ощущениях.
И еще он слушал. Сколь угодно долгое время, практически не шевелясь, и наблюдая за мной пронзительным взглядом. У нас возникла странная традиция. Кирен задавал какой-то незначительный вопрос о жизни арианцев. И это провоцировало меня на неимоверную откровенность. Я словно всеми силами стремилась пережить вновь свои, порой нелепые, детские воспоминания.
В какой-то момент, замолчав, я возвращаюсь в реальность. И в какой уже раз задумываюсь о переменах в поведении недавнего сурового хозяина. Могла ли я когда-то представить, что буду рассказывать ему о своем детстве?
Душу переполняет страх быть обманутой.
— Какими были ваши… Боги?
Решаю тоже попытаться заставить его говорить. Любопытство гложет с каждым днем все сильнее. Информация, полученная им из рохбов, должна быть сокрушительной, чтобы настолько изменить метха. Или он все же играет?..
— Сартхи! Называй их так, — он не впервые так поправляет меня. В голосе Кирена явственно проскальзывает недовольство. В итоге он с горечью признается. — А что до них… Мы чтим их напрасно.
— Это не сартхи создали ваш мир? Все эти… звездолеты?
Я толком не знаю, что еще существует в жизни метхов.
— Да, они, — вновь неохотно отвечает меднокожий. Потянувшись, он явно намерен встать. А затем уйдет, избегая нежелательного разговора? — Знания сартхов обширны, я поражен ими.
— Много ли ты усвоил? Во всем разобрался?
— Пока лишь в малой толике, — признается метх, бросив на меня осторожный взгляд. Он ждет, что я буду просить познакомить и меня с ними? — Надо много времени, чтобы досконально понять все устройство их цивилизации.
— А что же до вас? Попадались тебе упоминания о метхах?
Я решаю не давить, понимая, что требовать от Кирена «вооружить» меня знаниями наивно. Он прекрасно знает, что я тоже во многом способна разобраться. А дальше? Могу обернуть эти знания против него. Против их всех. Поэтому меняю тему. На самом деле взаимоотношения их рас меня мало заботят.
Но на Кирена вопрос произвел неожиданно явственный эффект. Он вскочил, метнувшись к выходу, но замер на полпути. Оглянулся, пронзив меня слегка настороженным взглядом. И вдруг признался:
— Я понял, что мы были для них чем-то вроде… скота. Они… сартхи разводили нас.
— Разводили?
Я в полном недоумении.
— Да.
— Они и привили вам эти… порядки?
— О чем ты?
По тому, как едва приметно подергиваются плечи меднокожего, я понимаю, что тема ему неприятна. Но он не уходит, продолжая беседу. Ему так важно наше общение? Мой интерес?
— Об отношении к… женщинам.
— А…
Он задумчиво молчит. Решив, что ответа не последует, я уже готова спрашивать дальше. Тоже поднявшись с подстилки, встаю напротив, невольно проводя ладонью по волосам. Кирен не зря колдовал над ними столько времени — каждая прядка уложена волосок к волоску.
— Они забирали их — всех новорожденных самок. И лишь небольшое их число уже взрослыми возвращали назад на время, чтобы мы могли размножаться. Эти самки говорили, что сартхи используют их в пищу.