Выбрать главу
Март 1912

Ирис в тетради стихов

Лере

Старые тетради снова перелистываю, Старые тетради снова мне близки. Бросил ирис аметистовые Лепестки. Разметал, лиловый, вслед нам, Увядая, лепестки. Заиграл тенями бледными У твоей руки, Над мечтами неизведанными Простирая лепестки. Злая грусть охватит снова, Хоть любовь мертва, Хоть и ирисы лиловые — Лишь слова. Я любовью сердце сковываю, А любовь — мертва.
Октябрь 1911

Самозванец

Рисуя клинопись былого На усыпальнице скорбей, Я жду конца во славу слова; Вот грудь раскрытая — разбей.
Я шел блудницею, бесстыдно, Для новых слов межою строк, Но даже мне, слепому, видно, Я — не ниспосланный пророк.
От слов моих на старой язве Не нарастет живая плоть, И прокаженный скажет: «Разве Зерно водою размолоть?»
Я шел в Москву, как Самозванец. Прияла пепел мой Москва, И только тусклым взором пьяниц Гляделися мои слова.
Апрель 1912

Коломбина

1. Новая идиллия

Вечер в ящик спрятал краски, Напустил чернил. Приласкайся без опаски, Будь постыл ты мне иль мил.
В ночи бархатных хоромах Слышен звонко сердца стук. Нет знакомых, незнакомых, Канет недруг — станет друг.
Днем пускай точил я стрелы, Мазал воском тетиву. — Брошу стрелы. Ночь приспела. Я опять тебя зову.
Что расковано любовью, — Я опять могу сковать… Щеки ты натер морковью — Сладко будет целовать.
Арлекин, устал немножко? — Ну, тогда домой пойдем. Коломбины вот окошко, Вот дорожка, вот и дом.
Я сыграю на гитаре, Арлекин, ты будешь петь. Не дивитесь странной паре, Золотом ведь стала медь.

2. Коломбины-дни

Пусть кружит луну-сластену, Тучек розовый гарем, — Я, немотой ночи нем, Коломбин моих не трону.
Словно каждая бывала Одуванчик — только дунь… Было тридцать — стало мало: Скоро кончится июнь.
Прост ведь месяцеворот: Нету старых — тридцать новых Тридцать первая ведет В свежеглаженных обновах.
Потеряли и вернули Без особой ворожбы. Коломбины, что грибы, — Подожди, дожди в июле!

3. Глупый Пьеро

Вере Гартевельд

Полюбился, не забылся Профиль милого лица. Ах, Пьеро, теперь не лето — На руке Пьеретты нету Обручального кольца.
Влажных губ запретный кубок Скуп на терпкое вино; Глуп Пьеро — в любовной мене Он, пестро рассыпав звенья, Утерял одно звено.
Без дурмана трав отравлен, Черный саван приготовь, — Долго блекнет позолота На сафьяне переплета Книги, названной «Любовь».

4. Утренняя Коломбина

Вся в росе, в росе — застенчивая, Как жемчужины в косе. Тихо бубном я побренчиваю Коломбининой красе.
Вся — печаль, и дали палевые Золотят едва вуаль; Я любви твоей вымаливаю, А тебе меня не жаль.
Вся — мечта. Уста коралловые — Мне запретная черта, Сердце я всегда укалываю У их алого куста.
Вся — змея, змея обманчивая. Зацелованный — не я. Я кончаю, я оканчиваю. Коломбина — не моя.
1911–1912

ЛАМЕНТАЦИИ МОИ (Пг., 1914)

I. ИМЕНИ ОДНОМУ

Я повторял…

Я повторял: «Радуга! Радуга!», Догадываясь, что это ты; Трапезой мне лесная ягода, И теперь мои губы святы, Как старая у реки пагода, У медленноводной Цзао-Ты.
Любви моей и следа зверева Боишься! Легла на берегу И нейдешь вить гнезда у дерева, Где я давно тебя стерегу. Лотосы рвешь — не разуверивай — И подаришь моему врагу.

1. Из английского Парка

Давно ты не писала

Давно ты не писала — очень, И снегом северной зимы Мой плащ Ромео оторочен, И губ не сложишь в слово «мы».
А губы знали, губы пели Ночную песню камыша И пили, вод не колыша, Из вешней, тающей купели.
Но скоро ль ты меня найдешь; Мне принесешь вина и хлеба Теперь — когда большое небо Сентябрьский смывает дождь?

Звезды синие

Вечером рассыплет злато солнце; Вечером ко мне пришла ты, солнце!
Загляну я в небо ночи — звезды, Загляну тебе я в очи — звезды.