— Тебе бы рыцарские романы писать.
— Спасибо. Я это прочла в гороскопе на день… Так вот, я настолько привыкла к своему униженному положению, что у меня отказали фильтры. Не далее как вчера я минут пятнадцать объясняла одному вице-президенту «Голдман» разницу между мужчинами с сайта «Свидания» и с сайта «Нерв». Этому нет оправдания!
— Ну и что это за новый парень? — спросила Брук, желая сменить тему. За еженедельными обновлениями списка друзей подруги уследить не представлялось возможным, как невозможно было понять, хочет ли Нола иметь постоянного друга и прочные отношения или презирает взаимные обязательства и жаждет красивой жизни и свободного секса. Ситуация менялась в долю секунды без предупреждения, и Брук оставалось только гадать, кем оказался последний в списке счастливчик — «классным парнем» или «полным отстоем».
Нола опустила ресницы и сложила накрашенные губки в фирменное пухлое сердечко, что означало «я хрупкая», «я прелесть» и «я хочу, чтобы ты меня покорил» одновременно. Ответ обещал быть пространным.
— Прибереги это для мужчин, подруга. На меня это не действует, — солгала Брук. Нола не была красива в общепринятом смысле, но это ничего не меняло: она так умела себя подать и излучала такую уверенность, что и мужчины, и женщины сразу подпадали под ее обаяние.
— На вид перспективный, — с сожалением сказала она. — Пройдет совсем немного времени, и у него обнаружится какой-нибудь колоссальный недостаток. Но пока вроде ничего.
— Так, а что он собой представляет? — настаивала Брук.
— Ну как — что… В колледже был членом лыжной команды, поэтому я на него и кликнула, и даже проработал два сезона лыжным инструктором, сначала в Парк-Сити, а затем в Церматте[2].
— Словом, совершенство.
Нола кивнула:
— О да! Рост шесть футов, спортивная фигура — по крайней мере так он пишет, рыжеватый зеленоглазый блондин. Переехал в город несколько месяцев назад и мало кого здесь знает.
— Ну, это ты исправишь…
— Возможно. — Нола сложила губки бантиком. — Только…
— В чем проблема? — Брук долила оба бокала и кивнула официанту, отвечая на немой вопрос, принести ли им, как обычно.
— В его работе! В разделе «профессия» он написал «человек искусства». — В устах Нолы это прозвучало почти как «производитель порнографии»,
— И что?
— И то! Что это за фигня — «человек искусства»?
— Ну, мало ли. Он может оказаться и художником, и скульптором, и музыкантом, и актером, и писа…
Нола приложила ладонь ко лбу.
— Брось! Ты не хуже моего понимаешь, что это означает «безработный».
— Сейчас все хвастаются отсутствием работы. Это стало почти модно.
— Ой, не надо. С отсутствием работы из-за кризиса я еще соглашусь, но богему мне не переварить.
— Нола! Это просто смешно! Многие люди — сотни, тысячи, даже миллионы — зарабатывают на жизнь, занимаясь творчеством. Взять хотя бы Джулиана — он музыкант, так что же, мне с ним порвать, что ли?
Нола открыла рот для ответа, но передумала. Пауза получилась неловкой.
— Что ты хотела сказать? — не вытерпела Брук.
— Ничего, ничего. Ты права.
— Нет, что ты сейчас хотела сказать? Скажи!
Нола крутила бокал; было видно, что ей очень хочется оказаться не здесь, а где-нибудь еще.
— Я не говорю, что Джулиан лишен таланта, но…
— Что — но? — Брук подалась так близко к Ноле, что той волей-неволей пришлось посмотреть ей в глаза.
— Но музыкантом бы я его не назвала. Когда вы познакомились, он был стажером. А теперь ты его содержишь.
— Да, когда мы встретились, он был интерном, — ответила Брук, не скрывая раздражения. — Стажировался в «Сони», изучал музыкальную индустрию изнутри, чтобы понять ее законы. И знаешь что? Исключительно благодаря связям, оставшимся после стажировки, на него вообще обратили внимание. Если бы он ежедневно не выкладывался, стараясь стать незаменимым, стал бы глава отдела поиска и продвижения новых исполнителей тратить два часа, глядя, как Джулиан работает?
— Я знаю, только…
— Как ты можешь говорить, что он ничего не делает? Неужели ты правда так думаешь? Не знаю, понимаешь ты или нет, что он восемь месяцев не вылезает из студии, и не ради пустяка; «Сони» подписала с ним контракт и заплатила вперед. Если ты считаешь людей искусства — вот, опять это слово — бездельниками, то я просто не знаю, что тебе сказать.
Нола в примиряющем жесте приподняла ладони, пряча глаза:
— Да-да, ты права.
— И все же я тебя не убедила. — Брук начала грызть ноготь большого пальца. Приятное расслабление от выпитого вина мгновенно улетучилось.
Нола вилкой гоняла по тарелке листик салата.
— Но разве студии не подписывают довольно часто контракты с теми, у кого есть хоть искра таланта, в надежде что один хит окупит сотню мыльных пузырей?
Брук удивило, что подруга так хорошо разбирается в законах музыкальной индустрии. Джулиан всякий раз приводил именно этот довод, умаляя важность сделки со студией звукозаписи, чтобы, по его словам, «не обольщаться» насчет контракта с «Сони». Но слова Нолы отчего-то воспринимались серьезнее.
— Искра таланта? — прошептала Брук. — Вот как ты о нем думаешь…
— Ничего я не думаю! Не надо принимать все так близко к сердцу. Просто я твоя подруга, и мне тяжело видеть, как ты уже который год выматываешься на двух работах, чтобы поддерживать мужа, учитывая ничтожность шансов на успех.
— Ценю твою заботу обо мне, но прошу не забывать: я сама решила давать консультации в частной школе, чтобы у нас с Джулианом было посвободнее с финансами. Я не по доброте душевной это делаю, а потому что верю в мужа и его талант и знаю, даже если больше никто этого не понимает: его ждет блестящая карьера.
Брук разволновалась, наверное, даже сильнее, чем Джулиан, когда восемь месяцев назад он позвонил ей и рассказал о предложении фирмы «Сони». Двести пятьдесят тысяч — больше, чем они вдвоем заработали за последние пять лет, плюс вожделенная свобода творчества. Разве могла Брук предвидеть, что столь массированное вливание наличных ввергнет их в еще большую нужду, чем раньше? Из полученного аванса надо было платить за студию, нанимать дорогих продюсеров и звукоинженеров, оплачивать оборудование, дорожные расходы и подпевку. Деньги разлетелись за несколько месяцев, но ни доллара из них не пошло на оплату квартиры, коммунальных услуг или хотя бы праздничного обеда. И раз уже столько средств вложено, чтобы Джулиан сделал себе имя, было бы глупо не довести проект до конца. Раскрутка съела тридцать тысяч долларов их собственных сбережений, предназначенных на залог за квартиру; с каждым днем они все глубже погружались в долговую трясину. Хуже всего было то, что без обиняков высказала Нола: при всех затратах времени и денег шансы Джулиана на успех, даже при поддержке «Сони», были ничтожны.
— Надеюсь, он хотя бы понимает, как ему повезло с женой, — уже мягче сказала Нола. — Я, например, не смогла бы раствориться в мужчине и жить ради него… Вот почему мне суждено коротать дни в одиночестве.
К счастью, в этот момент принесли заказ — пасту, и тема беседы стала менее опасной: сколько калорий в мясном соусе, нужно ли Ноле просить прибавки к зарплате и о невыносимых свекре и свекрови, доставшихся Брук. Когда Брук жестом попросила счет, не заказав ни тирамису, ни даже кофе, Нола забеспокоилась.
— Ты не обиделась на меня? — спросила она, вкладывая кредитку в кожаную папку.
— Нет, — солгала Брук. — Просто устала на работе.
— А куда ты сейчас? Не в клуб же какой-нибудь, запивать ужин?
— У Джулиана… скажем так, выступление, — призналась Брук. Она бы с удовольствием умолчала о подработке мужа, но лгать Ноле не привыкла.
— Прикольно! — с интересом воскликнула Нола, осушив бокал. — Одна пойдешь или меня возьмешь?
Обе понимали, что Нолу не особенно тянет на концерт, а Брук не очень хочет, чтобы та шла с ней. Нола и Джулиан прекрасно ладили, и этого было достаточно. Брук ценила участие Нолы и знала, что она действует из благих побуждений, но неприятно же, когда лучшая подруга постоянно осуждает твоего мужа, а тебе, по существу, и возразить нечего.