— Господи, нас что, снимать будут? — ужаснулась Брук. Об этом она не подумала. Асфальт у входа был покрыт длинным ковром с черно-белым принтом — видимо, техасская версия красной ковровой дорожки. Рядом актеры из массовки позировали папарацци.
— Подожди, я тебе дверь открою. — Джулиан выбрался из лимузина и обошел длинный черный бок. Открыв дверцу для Брук, он галантно подал руку: — Не волнуйся, мы им не очень Интересны.
Брук с облегчением убедилась, что он прав. Фотографы облепили лимузин, как мухи, в надежде видеть знаменитость, но сразу разочарованно разошлись. Только один спросил, не могли бы Брук с Джулианом встать перед большим черным экраном для статической съемки на фоне постера с рекламой сериала и эмблемы Эн-би-си. Без особого энтузиазма сделав несколько снимков, фотограф записал их имена на диктофон и отошел. Олтеры вошли в бар.
Увидев Самар, Брук вцепилась в руку Джулиана. Пиар-агент явилась в простом элегантном шелковом платье, босоножках-римлянках и длинных звенящих серьгах. Брук почувствовала себя глупо: она вырядилась как на деревенский праздник, а Самар словно сошла с подиума. Неужели произошла какая-то путаница, досадное недоразумение и большие никто не придет в ковбойском костюме? От ужаса у нее перехватило дыхание.
Однако, отважившись посмотреть по сторонам, рук увидела целое море сомбреро и обрезанных джинсовых шорт, смело открывавших ягодицы.
Она взяла у официанта фруктовый коктейль и целый час с удовольствием барахталась в море новых знакомых, общения, коктейлей и смеха. Эта была одна из тех редких вечеринок, где действительно весело — не просто съемочная группа и актеры, которые знают друг друга как облупленные, но и их супруги, друзья и даже с десяток знаменитостей, связанных отношениями с актерами шоу, или те, кого пиар-агенты заставили прийти рекламы ради. Возле блюда с горкой начос Брук заметила Дерека Джетера[17] и попыталась вспомнить, с кем из съемочной группы он помолвлен, а Джулиан похвастался, что видел полуобнаженную Тейлор Свифт[18], царившую на террасе, В баре буйно веселились приглашенные, одетые в гетры, клетчатые рубашки и подрезанные обтрепанные джинсы, угощаясь пивом и квесо[19] и выделываясь под песни восьмидесятых, звучавшие из динамиков. Брук никогда не чувствовала себя так свободно и раскованно, она наслаждалась редким ощущением легкого опьянения, сознания своей привлекательности и того, что кругом все свои. Когда Джулиан и его группа поднялись на сооруженную у стены эстраду, Брук принимала активное участие в импровизированной дегустации «Маргариты» в компании новых знакомых, приветливых сценаристов сериала. Только сейчас она спохватилась, что еще не слышала вживую, как Джулиан играет с новой группой, с которой появлялся в шоу «Лено».
Глядя, как музыканты собирают и настраивают инструменты, Брук немного удивилась, что выглядят они вовсе не как рок-группа, а скорее как компания молодых людей, крепко сдружившихся в элитной частной школе где-нибудь в Новой Англии. Ударник Уэс имел, как полагается, длинные волосы, но они не свисали грязными сосульками ему на лицо: буйным темным локонам Уэса позавидовали бы многие девушки. Одет он был в пятнистую зеленую рубашку-поло, чистые отглаженные джинсы и классические серые кроссовки «Нью баланс». Уэс казался парнем, который, учась в старших классах, подрабатывал летом не ради денег, но чтобы «закалить характер», и с тех пор валял дурака, пока не пришло время стать партнером в папашиной юридической фирме. Гитарист, самый старший в группе — наверное, чуть за тридцать, — не производил такого консервативного впечатления, как Уэс, но и его поношенные легкие брюки, черные кроссовки «Конверс» и футболка с надписью «Просто сделай это!» тоже казались вызывающими или бунтарскими. В отличии от ударника Нейт совершенно не соответствовал стереотипу рок-гитариста: он был полноват, скромно улыбался и смотрел преимущественно в пол. Брук помнила, как поражен был Джулиан на прошивании, составив первое мнение о Нейте, когда тот поднимался на сцену. «Пока он шел, всем было ясно — из этого мальчишки всю жизнь, как говорится, выбивали дурь, пока он не начал бояться собственной тени. Но когда он заиграл, ей-богу, просто порвал нас всех. Это было бесподобно! И еще тут был Зак, игравший на бас-гитаре. Он больше других походил на рок-музыканта, но торчащие пряди, закрепленные гелем, бумажник на цепочке тонко подведенные глаза отдавали дешевым позерством. Джулиан Зака недолюбливал — на просушивании ему больше понравилась молодая бас-гитаристка, но в «Сони» сочли, что девушка затмевает самого солиста, и он не стал спорить. Группа низводила странное впечатление, в ней словно убрались случайные люди, но это заинтриговывало. Шум в баре стих.
Джулиан не представился и не назвал песню, как делал обычно. Коротко кивнув другим музыкантам, он запел переделанную «Ноющее разбитое сердце». Решение было рискованным, но расчет — блестящим. Затертую банально-слащавую песенку Джулиан исполнил серьезно, почти торжественно, и закончил иначе, неожиданным и ироничным финалом: «Вы ожидали серьезной песни или чего-нибудь из нового альбома, но мы не для того пришли, чтобы демонстрировать крутизну». В зале поднялся хохот, слушатели восторженно улюлюкали и подпевали, а когда песня закончилась, разразилась буря аплодисментов.
Брук аплодировала вместе со всеми, радуясь, что кругом, насколько она слышала, только и говорят, какой талант этот Джулиан и что его можно слушать хоть до утра. Восторг окружающих ее нисколько не удивлял — иначе и быть не могло! Сейчас, когда Джулиан сидел возле стенда с микрофоном и сверкал обаятельнейшей улыбкой, Брук видела, что ему в ответ улыбается весь зал.
— Всем привет! — сказал Джулиан, небрежно снимая свою огромную ковбойскую шляпу и держа ее на отлете. — Спасибо за то, как хорошо вы приняли янки в своем городке!
Польщенная толпа ответила воплями и аплодисментами. Брук видела, как Тим Риггинс поднял бутылку пива в знак того, что пьет за Джулиана, и с трудом удержалась от восторженного визга. Дерек Джетер рупором приставил ладони ко рту и издал громкое «йе-ху!». Пара сценаристок из тех, с кем Брук пробовала разные «Маргариты», встали перед самой сценой и оглушительно свистели, за что Джулиан наградил их очередной неотразимой улыбкой.
— Думаю, выражу мнение всех участников группы, если скажу, что для нас большая честь и радость видеть, как вы приняли и подхватили нашу песню. — Новые восклицания и свист, но Джулиан поднял руку и продолжил: — Мне очень хочется петь сегодня с вами. Через несколько минут я исполню «Ушедшему». А сейчас я хочу спеть для моей любимой жены. В последнее время она держалась молодцом — можете мне поверить, просто молодчиной, а я давно не говорил тебе спасибо, Брук, и эту песню посвящаю тебе.
Услышав свое имя, Брук залилась краской, неимоверно смутившись, но тут зазвучали начальные аккорды хита о безумной любви Вэна Моррисона, од которую они кружились в первом танце на своей свадьбе, — и она как зачарованная забыла обо всем. Джулиан смотрел прямо на нее, песня звучала все громче, заполняя собой зал, и только когда откинул голову назад и затянул припев, Брук отреклась от интимных воспоминаний и заметила, что все в баре смотрят на нее… Нет, не так. Мужчины, переминаясь с ноги на ногу, потягивали пиво и шали музыкантов, а все до единой женщины смотрели на Брук, и в их взглядах читалась неприкрытая зависть, смешанная с восхищением. Ощущение было почти нереальным: Брук искренне признавала за собой право на толику восхищения, достававшегося Джулиану на концертах, но никогда прежде она не опадала в фокус всеобщего внимания. Она улыбнулась, повела плечами, глядя на мужа, певшего ей Гренаду, и отчего-то, несмотря на присутствие десятков людей, этот момент стал одним из самых интимных в их жизни — и одним из лучших.
Когда наконец зазвучало вступление к «Ушедшему», покоренную, влюбленную аудиторию охватила настоящая эйфория. Энергия зала казалась физически ощутимой, и чем дальше, тем сильнее становился восторг зрителей. Все зашевелились, оборачиваясь, смотрели, перешептывались, некоторые вытягивали шеи. Что-то происходило, но Брук не могла ничего рассмотреть за спинами, пока… Подождите… Неужели это… Лайла Лоусон?