— Ну-с? — бросает он со страдальческим видом, когда дама уходит, и я сажусь напротив него.
Хотя мы дважды встречались с ним по поводу его декларации 2042, а вчера утром столкнулись у него в ванной, он меня явно не узнал. Но я не хочу рисковать — вдруг он вспомнит мое имя после нашего разговора! — и с ходу называю себя и свою должность. Он мгновенно оживляется, и в его взгляде, затуманенном усталостью, вспыхивает огонек острого, опасливого интереса и надежды на реванш. Я расставляю все точки над i: бухгалтер, вероятно, вчера информировал его о том, что моя проверка вылилась в обыкновенный пересчет доходов. Лично меня очень радует благополучный исход этого дела, положивший конец нашим официальным отношениям, я высоко ценю его готовность к сотрудничеству и умение выслушать собеседника, а потому и решил поговорить с ним об одном своем друге, которого преследует воспоминание о какой-то предыдущей жизни.
Серж Лаказ садится попрямее, ставит локти на стол, укладывает подбородок в сплетенные пальцы, точно в гамак и, пристально глядя мне в глаза, с хищной улыбкой просит продолжать.
— Некие люди, так называемые медиумы, внушили ему, что в Средние века у него была сексуальная связь с юной владелицей замка, и теперь ему кажется, будто она общается с ним напрямую посредством автоматического письма, признается ему в любви и благодарит за то, что он освободил ее из многовекового заключения…
— Значит, он получает эти «послания» непосредственно от нее? — прерывает он, подчеркнув слово «послания» театральной мимикой.
— Да.
— Ясно.
Его тонкие губы кривятся и, не проходит пяти секунд, изрекают вердикт:
— Эпистолярный гермафродитизм. Классический случай. Его animaпишет письма его же animus. [41]Вот и все. То, что вы назвали «автоматическим письмом», есть всего лишь бессознательная мускульная реакция, позволяющая разрушить сдерживающие центры собственного сверх-я, с целью выразить свои бессознательные импульсы и запреты. Пусть ваш друг удовлетворяет женскую часть своей натуры, нося тонкое женское белье, и все войдет в норму. Желаю успеха.
Сглотнув слюну, я наклоняюсь к нему и говорю вполголоса:
— Это еще не все, месье Лаказ. Мой друг рассказал мне, что непрерывно занимается любовью с… с женской частью своей натуры, как вы выразились, только вот какое дело… простите за подробности, но в самый ответственный момент…
— Не происходит извержения спермы.
Я таращусь на доктора, пораженный этой проницательностью. Может, он тоже медиум?
— Успокойте его, это просто-напросто признак чувства вины, которое он вводит в свои онейроидные компенсации. [42]Ваш друг женат?
— Он живет с женщиной.
— У Фрейда и Лакана описаны такие случаи. Аналогичная ситуация имеет место, когда вы не предохраняетесь и, боясь, что ваша партнерша забеременеет, бессознательно блокируете выброс семени. Это называется психотическая аспермия. Рекомендую четверть таблетки лексомила перед сном. А теперь прошу извинить, мой рабочий день окончен.
— Еще один, последний вопрос, месье! Как вы думаете, возможно ли, чтобы тело запечатлевало, как бы это сказать… физические следы того, что с ним произошло во сне?
Радиопсихиатр склоняет набок голову и рассматривает меня, точь-в-точь как попугай, когда он глядит на людей из клетки. Я вдруг стал ему интересен. Наверное, мой случай может послужить материалом для какой-нибудь главы его будущей книги.
— А именно?
— А именно: вам снится, будто вы занимаетесь любовью на природе, а потом, проснувшись, обнаруживаете у себя ожоги от крапивы.
— В каком месте?
Я вовремя удерживаю рефлексивное движение руки к моей спине. Он еле заметно усмехается, отпивает глоток травяного отвара, прополаскивает рот местным коньяком и роняет:
— Знайте, что все — я подчеркиваю: абсолютно все— подвержено психосоматике. В особых случаях это приводит к стигматам. Вы наверняка слышали о тех христианах, которым так хочется пережить Страсти Христовы, что эти стигматы проступают на их коже. Раны от гвоздей с креста появляются на теле ровно в тех местах, которые изображены в религиозной иконографии; вот так и ваше тело кровоточит именно там, где ваше подсознание просит его кровоточить.
— Простите, но мой друг атеист и вполне счастлив в семейной жизни. Я хочу сказать, что у его подсознания нет никаких причин награждать его ожогами крапивы.
— Ну, если вы так считаете…
— А возможно ли вызвать у человека подобные явления через… ну, скажем, через гипноз?
Он проводит кончиком языка по верхней губе, резко откидывается назад и безапелляционно заявляет:
— Я отвечу: да! Гипноз — единственный паранормальный феномен, который считается реальным; я, например, использую его в своей терапии. Если я погружу вас в глубокий транс и поднесу близко к вашему плечу раскаленное железо, сказав, что это сосулька, вы вздрогнете, как от холода, и ваше плечо посинеет. Или, наоборот, я приложу вам к руке сосульку и назову ее раскаленным железом; ваша кожа побагровеет и вздуется, то есть проявит все внешние признаки ожога.
— И… это можно как бы программировать с помощью различных приемов, словно стиральную машину?
— Да, можно.
Я продолжаю, чувствуя, как у меня колотится сердце:
— Значит, этим можно объяснить и тот факт, что мой друг записал информацию, которая ранее была ему неизвестна, и которая оказалась совершенно достоверной?
Он задумчиво грызет ноготь, потом чешет в затылке и кивает:
— Под гипнозом ваш мозг и в самом деле способен зафиксировать доселе «спавшие» сведения, которые выйдут наружу в нужный момент, по ассоциации или через некий мысленный, запрограммированный код, приведенный в действие кем-то посторонним.
— А может это выразиться в рисунке?
— Простите, не понял?
Я заставляю себя продолжать, хотя голос изменяет мне:
— Мой друг что-то писал, как вдруг его рука, помимо воли, начала рисовать и изобразила… э-э-э… любовную сцену.
— Похожую?
— Этого он не знает. Вообще-то в обычном состоянии он интересуется живописью, но сам абсолютно не умеет рисовать.
— Покажите-ка!
Насмешливый огонек в его зрачках должен был бы меня насторожить, но я уже зашел слишком далеко, чтобы отступать. Я отметил, что, отвечая мне, он неосознанно употребляет «вы» вместо «он», так с какой стати продолжать комедию?! Я огляделся: за мной уже никто не стоял, я был последним зрителем этого аниматора, кафе опустело, если не считать одного утреннего завсегдатая-пьянчуги, да безработного, изучавшего у стойки объявления о найме. Я вынул из ранца листок и медленно развернул его.
Сжавшись, я следил за его лицом, пока он изучал мой «документ». Я понимал, что играю с огнем, но чем я рисковал? Врожденный страх перед налоговой инспекцией не позволит ему нарушить парамедицинскую тайну, да и, в любом случае, моя история — жалкая капля в море колдовских козней, «стучащих» духов, [43]инопланетян и сглаза скотины, словом, всего того, что входит в его привычные ежеутренние бдения. Он быстро забудет сказанное, а мне позарез нужно узнать чье-то компетентное мнение.
Мой обожаемый Гийом, посланница ошиблась: я вовсе не ревную к этой Коринне. Ведь благодаря ей, тебе было не так тяжело переживать нашу разлуку, пока ты не нашел меня. Вот почему я охотно дозволяю тебе жить с нею, ибо не почитаю ее опасной соперницею: она горячит тебя, но отнюдь не воспламеняет, как я — в буйном пожаре нашей страсти. Вспомни, что мы с тобою делали, лежа в траве у Серого пруда, пока мой муж где-то охотился
От закругленного хвостика последней буквы — «я» — отходит плавная линия, которая, ни разу не прервавшись, изображает объятия тесно сплетенной пары в высокой траве: женщина сидит верхом на мужчине, с которым ее соединяет лоно и длинные волосы; все это, повторяю, нарисовано одной сплошной линией, без единой помарки. Меня никогда не учили рисовать, а сегодня, в шесть утра, я вскочил с постели, разбуженный тремя властными словами ( дай свою руку!), и единым духом сделал этот необыкновенный эскиз в конце фразы, которую запечатлело мое перо.