— Точно! Это ужас. Я как про сегодняшнее узнала, Вове сказала: «Все! Пешком я больше ни хожу!»
— Про какое про сегодняшнее? — не поняла я.
— Как, ты не слыхала? Господи, да всюду уже трубят! Награду пообещали за полезные сведения. Ты что, с Луны свалилась? Настолько голова физиком забита? У тебя же у самой газета лежит в прихожей!
Газета действительно валялась в прихожей на тумбочке. Как я ее бросила, придя с работы, так она и валялась. Не до нее было — я романтический ужин готовила. А оказалось, там напечатана фотография очередной жертвы паркового маньяка. Жертва трудилась менеджером по маркетингу в магазине. «Ткани Европы» на Фокинском рынке. В газете был последний ее снимок, сделанный на курорте в Испании: круглолицая смуглянка под волосатой пальмой. Снова красавица! Снова призывная улыбка и платье с вырезом на животе — съешьте меня. Конечно, на березе в Первомайском парке болталось не это легкомысленное платьишко, а вполне благопристойный деловой костюм с дорогой полупрозрачной блузкой. Харлампиева Вероника Анатольевна, двадцать шесть лет. Далее в газете шел длинный перечень особых примет жертвы. Эти перечни меня всегда из себя выводят. Вспомнить с их помощью или даже вообразить кого-либо совершенно невозможно. Видели ли вы восьмого апреля прошлого года в третьем часу ночи гражданина среднего роста, нос обыкновенный, ботинки коричневые…
Исчезла красавица — менеджер самым непостижимым образом. Работу вчера она закончила около восьми, сказала последнее «прости» продавщицам тканей Европы (девушки еще только собирались домой и натягивали свои коричневые ботинки) и порхнула прочь. В никуда! Напрасно ждал ее в синем «Форде» постоянный друг, торговец гипсокартоном. Торговец долго томился, курил и лениво переговаривался с владельцами близстоящих столь же замечательных машин. Девушка не подошла к нему и не села рядом на пухлое кожаное сиденье. Хотя, ему казалось, она мелькнула в дверях магазина! Никто не запомнил ее переходящей базарную площадь. Сто семь шагов отделяли магазин от синего «Форда», но этих шагов она не сделала. Никто и никогда не видел больше Вероники. Еще одна березка в Первомайском парке. Помогите, граждане! Примерно в таком духе описывала случившееся газета.
Я держала ее в трясущихся руках и лихорадочно соображала. Так, Фартуков вытолкнул мня вчера на площади Островского; это не моя остановка, пришлось мне бежать; следующая была моя… а следующая как раз Фокинский рынок! Стоп, когда это было?.. Я прибежала домой около восьми. Все сходится! Он! Жуткий маньяк с белым лицом! Он так бесился за троллейбусной дверью, что не сцапал меня! И он озверел, и он вышел у Фокинского рынка, и он сожрал менеджера Харлампиеву!
— Наташка! На месте этой Вероники должна была быть я, — сказала я могильным голосом.
— Напьешься — будешь, — пошутила Наташка, но сразу поняла, что мне не до смеха.
— Что с тобой? — перепугалась она. — Да на тебе лица нет! Может, водички? Нет, лучше водки! Где у тебя водка?
Я не стала отыскивать водку, а просто выложила подруге свое вчерашнее приключение. Она громко ахала. Мне как будто стало легче.
— Чего же ты вчера мне не позвонила? — удивлялась и обижалась Наташка. Я и сама удивлялась. Я настолько чувствовала себя вчера героиней Хичкока, что ничего путного сделать была не в состоянии. Ведь героини Хичкока никуда позвонить не могут — обычно рука в перчатке уже перерезала провод большим страшным ножом… Никто в целом мире не в силах им помочь…
Если рассказ о троллейбусном происшествии произвел на Наташку должное впечатление, то историю превращения визитной карточки в клетчатую бумажку она подняла на смех. Она повертела бумажку и так и эдак (а я, конечно, сохранила столь загадочный предмет) и отрезала:
— Обыкновенная бумажка. Обыкновеннее некуда. Кому надо показывать такие фокусы? Просто ты вчера не в себе была. Нет, либо он сразу сунул тебе эту ерунду по ошибке, а ты не заметила, либо ты потеряла карточку, а бумажка случайно попалась под руку.
— Как же сразу ерунду сунул, когда я собственными глазами и буквы читала, и цифры! Там была фамилия и три телефона. Я помню это прекрасно! — возмутилась я.
— Цифры могли тебе присниться. Сама ж говоришь, что уже в постели была. Иногда во сне так живо что-нибудь привидится, будто на самом деле было, — не сдавалась Наташка.
— Чепуха! Ты посмотри, бумажка какая ровненькая, а я ведь, по-твоему, целую остановку бежала и держала ее в руке. Хоть немного, но она помялась бы!
— Ты несла другую. Ту ты потеряла. Цифры увидела во сне. А эта здесь у тебя валялась. Или в сумке. Тебе все-таки нервишки подлечить надо. К чему ты всякую чертовщину выдумываешь? Маньяка тебе мало?