Две регрессии Чейза в ту жизнь раскрыли по очереди слои эмоций, мыслей и образов. Подобно «одежкам» луковицы, снятые слои открывали доступ к другим. Норман помог Чейзу перевести первый слой эмоций на сознательный уровень – слой страхов, которые ожили благодаря громким звукам, напомнившим ему о битве. Когда Чейз признал свои чувства солдата, убивающего других во время битвы, его экзема – стигма раны – исчезла.
Военные действия на Ближнем Востоке воскресили в нем новый слой эмоций – чувство тоски по своей оставленной семье. Грусть Чейза перешла в облегчение, когда ему удалось продвинуться дальше в воспоминаниях о своей гибели и попрощаться с родными. На этом он смог закрыть свою жизнь как солдата, благодаря чему он, возвысившись над личной трагедией, осознал вселенское значение войны для развития души. Его личные страдания переросли в духовное осознание.
Соответствие между последним вариантом истории и первой регрессией было удивительным. Хотя от первой до последней регрессии прошло около трех лет, Чейз повторял описания образов и чувств почти слово в слово. Его словарный запас увеличился, благодаря чему текстура рассказа обогатилась, но не претерпела внутренних перемен. Воспоминания остались такими же. Он видел эти образы отчетливо, а затем описывал их.
Описание Чейза показалось мне точным отображением жизни солдата во время Гражданской войны. Его рассказ о том, как чувствовал себя оказавшийся в гуще битвы человек, которым «распоряжаются», был гораздо более реалистичен, чем те приукрашенные версии Гражданской войны, которые демонстрируют нам в кино и по телевидению. Обыденные детали придавали истории колорит и реалистичность: куры, которые гуляли свободно, оборочки на юбке его жены и ее черные ботинки, объявление о вербовке в армию, висящее на столбе, стоявшем в центре города, бумаги, которые он подписывал, хотя не умел читать, полевой госпиталь, сооруженный из столбов и натянутого холста, веревка, потянув за которую, можно было произвести выстрел из пушки (что соответствовало описанию пушечного механизма того времени, как я позже выяснила). Убедительность истории, потрясающая правдивость деталей, трагичность положения героя – все это сделало бы честь любому романисту. Но это исходило из уст семилетнего мальчика, который никогда не видел реалий войны.
Но главное – благоприятные последствия регрессий были вполне ощутимы. После последней регрессии Чейз стал более уверенным в себе и спокойным. Его больше не беспокоила война с Ираком, хотя мы все с облегчением вздохнули через несколько дней, когда с ней было покончено.
Глава вторая. Прелюдия
За год до того, как Норман провел Чейза и Сару через их прошлые жизни, он регрессировал меня через мои собственные две прошлые жизни. Благодаря регрессиям я исцелилась от двух хронических болезней и смогла объяснить себе видения, тревожные мысли и сны, преследовавшие меня с самого детства.
Если бы я сама не пережила еще раз события своих прошлых жизней, то случившееся тогда на кухне с моими детьми не представилось бы мне столь значительным. Но поскольку я прошла сквозь это сама, я смогла увидеть подлинность переживаний моих детей. Я смогла не концентрироваться на самом факте того, что дети вспоминают события прошлых жизней, а подметить тонкости процесса и те черты, которые поразили меня. Как легко всплывают на поверхность детского сознания эти воспоминания и до чего просто дети усваивают уроки из прошлых жизней! Я поняла, что этот процесс обладает огромным потенциалом для всех детей. Я видела в регрессиях моих детей не изолированное событие, а пример того, как можно оказать помощь всем детям.
Описание моей регрессии демонстрирует, как выглядят воспоминания о прошлых жизнях, как можно ощутить их. Порой эта память расходится кругами непосредственно под поверхностью сознания, оказывая влияние на нынешнюю жизнь. Воспоминания из прошлых жизней у детей действуют примерно так же, как и у взрослых.
Во время зимы 1986 года я так тяжело болела, что даже не знала, сумею ли выжить. Мне тогда было тридцать шесть лет. Это была третья зима, когда мне приходилось бороться с приступами астмы, плевритом, пневмонией и тяжелым бронхитом. Мне было так трудно дышать, что Стиву приходилось буквально заносить меня на второй этаж, в спальню. Одолеть лестницу самостоятельно было не в моих силах. Мой надрывный отрывистый кашель разносился по всему дому днем и ночью.
Ничто не могло избавить меня от кашля, даже специальная микстура с наркотическим веществом и гора таблеток от кашля, возвышающаяся на моем ночном столике. Мне прописали такое количество лекарств, которые я должна была принимать через различные промежутки времени, что мне просто не удавалось проследить за этим. Стив попытался помочь мне, нарисовав таблицу приема различных препаратов и прикрепив ее рядом с кроватью. Но это не помогло: я была так слаба, что не могла разбирать слова и цифры на таблице. Так что Стиву пришлось самому следить за приемом таблеток.