Выбрать главу

Это подобно тому, когда вдруг бросаешь взгляд на паутину, на которой дрожит роса в тот момент, когда солнце освещает ее под нужным углом. Мы сразу же начинаем видеть сложную сеть, объединяющую всех людей мира и все события нашей жизни. Мы начинаем понимать, что ничто не происходит случайно, совпадения обретают смысл. На мгновение нам удается различить тот пунктирный рисунок, в котором соединены все вещи наружного и внутреннего миров. Но мы могли бы оставить все это без внимания, если бы маленький ребенок не потянул нас за рукав и указал рукой на паутину.

Пат Кэрролл, мать Билли, так описывает эту перемену восприятия:

Мой опыт с Билли помог расширить мои горизонты. Сейчас я воспринимаю все вещи по-другому. Я была просто очень поверхностным человеком раньше. Воспоминание Билли помогло мне начать думать. Я чувствую, как стало расширяться мое мышление – никакая идея не кажется мне сейчас невозможной. Раньше я просто была закрыта для всех возможностей, которые предлагала мне жизнь.

Я многое чувствую сейчас. Я научилась прислушиваться к своей интуиции и осознавать мир. Я могу почувствовать, что происходит во мне, – и узнать, хорошо это или плохо. Я не должна получать мощных ударов по голове, чтобы расшифровать смысл скрытых посланий. Сейчас, открывшись для мира, я вижу чудеса повсюду! Это было бы невозможно, если бы не Билли.

Когда мы верим тому, что говорит наш ребенок, то открываем себя для идеи, что мы также жили раньше и будем жить еще. Мы чувствуем себя более живыми, осознавая, что самая глубокая часть нашего сознания никогда не умрет. Мы чувствуем, свою связь с великой силой – источником всей жизни и энергии. Наши сердца и наш разум расширяются для новых вибраций.

Филлис Элкинс после разговора с Натали приобрела новый взгляд на мир, полный надежды и значения.

Меня воспитывали как католичку. Но сейчас я не особо религиозный человек. Я верю в Бога так, как подсказывает мне моя душа. Мы никогда не говорили с Натали относительно религии. Говорили лишь, что верим в Бога. Мой муж также человек широких взглядов. Но когда мы впервые услышали это, было такое ощущение, словно нас вышвырнули за стену. Это все равно что произвести на свет ребенка – у вас тут же появляется иной взгляд на большую картину жизни. Вы меняете свои представления о том, что важно, а что нет.

Я думаю, очень утешительно считать, что после того, как умрешь, ты можешь возвратиться на землю опять и разобраться с незавершенными делами. Возможно, мы даже окажемся снова в своих семьях. Благодаря Натали я сейчас действительно считаю, что такое возможно.

Восприятие действительности, да и сама жизнь этих родителей изменились благодаря тому, что они поверили своим детям. При этом они не позволили своей формальной религии стать между собой и любовью к детям. Они либо отбросили религиозные доктрины, мешающие им смотреть на вещи открыто, либо расширили свою веру настолько, что в ней появилось место для идеи о реинкарнациях.

Но не всем это дается так просто. Когда я говорила с некоторыми родителями, они казались нервными и не знали, что и думать по поводу того, что говорит их ребенок. Они говорили мне шепотом: «Это может показаться очень странным, но...» или: «Пожалуйста, не подумайте, что я сумасшедшая, но...» Я убеждала их как могла, что они попали в хорошую компанию, так как они не единственные, кто слышит подобные вещи от своих детей. Они испытывали явное облегчение, найдя хоть кого-то, кто мог понять их. Они были благодарны возможности говорить открыто о вещах, волнующих их, не чувствуя себя при этом виноватыми или сумасшедшими. Они признавались мне, что не могли говорить об этих вещах в кругу своих семей или – упаси Бог – со своими священниками, раввинами или исповедниками. Они просто боялись этого. Они знали, что эти вещи не согласуются с их религиозными доктринами и их могут осмеять или подвергнуть остракизму за то, что они предпочли своей вере эту «вредную чепуху».

Я много думала об этом. Если эти родители, все же отважившиеся найти меня, проявляли такую нервозность, сколько же иных родителей скрывают от всего мира воспоминания своих детей о прошлых жизнях? Или, хуже того, сколько таких родителей, которые запрещают своим детям говорить о таких вещах и отрицают то, что они видели своими глазами или слышали своими ушами, из боязни подвергнуться критике со стороны соседей или церкви?