Она попыталась вырвать руку. Ей надо было посмотреть, что там.
– Пусти!
– Успокойся. Ты так все швы сорвешь.
– Швы? Что они со мной сделали? – закричала она.
– Ты серьезно? – спросил Дэмьен, наклоняясь к ней.
– Скажи мне.
– Не надо со мной так. Это нечестно. – Он отпустил ее и подался назад.
– Я клянусь тебе. Я не помню, почему я тут. Я ничего не помню.
– Ерунда, Элла. – Он яростно затряс головой. – Полная ерунда.
– Почему ты на меня злишься? Я не вру.
Дэмьен прошел через палату к окну. Свет, слишком яркий для утреннего, высветил резкие черты его лица. На скулах ходили желваки – верный признак беспокойства.
Элла натянула простыню до груди. Она чувствовала себя брошенной и потерянной. Ей не хотелось тут находиться. Она хотела домой. А еще лучше – проснуться, и чтобы все это оказалось сном. Наверняка так оно и есть. Все это ей только снится.
Она дотронулась до повязки на запястье – там ей, наверое, вводили иглу для инъекций. Под повязкой саднило. Раздражение усилилось. Комната, оборудование, ее раны. Все это было настоящим.
Дэмьен неуверенно смотрел на нее с другого конца палаты. Она в ужасе уставилась на него.
– Ну скажи что-нибудь. Я сейчас с ума сойду.
– Ты правда ничего не помнишь?
Элла медленно покачала головой.
– Ты помнишь аварию? На машине?
Ее сердце провалилось в желудок.
– Нет.
Дэмьен подошел к ней.
– А про Саймона?
– Кто такой Саймон?
Он побледнел.
– Наш сын, – прошептал он.
Если бы Элла не была в таком ужасе, она бы рассмеялась. У них не было детей. Дэмьен не хотел никаких детей.
– Это не смешно.
– Нет, это правда. Саймон погиб. Удар воздушной подушки разорвал плаценту. Саймон не выжил.
Он прижал к лицу руку, закрыв рот и нос, и смотрел на Эллу, качая головой.
– Это невозможно.
Что, она потеряла память? Может быть, она ушибла голову в этой аварии, о которой говорит Дэмьен. Амнезия показалась ей более убедительной, чем то, что Дэмьен говорил о ее беременности. Но забинтованный таз и драматические изменения ее живота, пожалуй, подтверждали его правоту.
– Ты забыла Саймона. Нашего ребенка. Господи, Эл. Ты не должна была забыть его. А экстренное кесарево? Это ты помнишь? А прошлую ночь?
– А что было прошлой ночью?
– Ты что, и правда не помнишь?
– Нет. Как я могу? Я даже не помню, что была беременна.
У Дэмьена упала челюсть. Буквально. Секунда. Две. Наконец он захлопнул рот.
– Не может… быть. – Он резко рассек ладонью воздух. – Не может быть, чтобы ты могла забыть об этом. Какого черта, Элла? Скажи мне, что ты шутишь.
– Да нет же! Я не помню никакого чертова ребенка! Скажи мне наконец, что происходит!
Дэмьен выругался и нажал кнопку на панели кровати. Элла вздрогнула.
– Что ты делаешь?
– Вызываю сестру.
Большими шагами он кинулся к двери.
– Ты куда? – Забыв о своих ранах, Элла села в постели, готовая вскочить и кинуться за ним. Она была напугана. Ее не так-то легко было напугать, но Дэмьену это удалось. Она не понимала, отчего он так разъярился. Почему он зол на нее? Ведь не нарочно же она все забыла. Казалось бы, от собственного мужа можно ожидать сочувствия и понимания. Даже если он и сам испуган.
Дэмьен замер в дверях.
– Пожалуйста, ляг. Ты повредишь себе.
– Не лягу, пока ты не скажешь мне, куда ты, – заявила она, спуская ногу с края кровати.
Он широко распахнул дверь палаты.
– Я иду за твоим врачом. Ты сводишь с ума меня.
Глава 2
Доктор Тэйт Аллингтон, невролог, стоял в ногах Эллиной кровати. Контраст ярко-белых волос и загорелой кожи. В загорелых руках – электронный планшет. На кончике обветренного носа – очки в тонкой серебристой оправе. Пока он изучал результаты томографии, которую Элле сделали на прошлой неделе, она отвлеченно размышляла. Интересно, по утрам доктор играет в гольф или в теннис? Или, может, он любит садовничать? Он говорил что-то о прекрасных виноградниках своей жены. Сразу после того, как объяснил, что ему остался месяц до выхода на пенсию. Хотя он-то лично не возражал бы работать до тех пор, пока его не унесут в больничный морг. Медицина – его страсть. Особенно он любит разгадывать загадки человеческого мозга. Но, понимаете, жена. Ей хочется путешествовать. Принюхавшись, Элла поняла, что от него пахнет кремом от загара. Аромат кокосового масла вносил нотку приятного разнообразия в стерильную больничную обстановку. А мысли о личной жизни доктора были приятнее, чем размышления о ее собственных проблемах, которые казались непреодолимыми. Она забыла, что была беременна.