— Куда ты? Васенька!
Отвернувшись, не глядя, мальчик ожесточенно вырывается.
— Да ты что, Василий? — строго говорю я. — Драться вздумал с Анютой, что ли?
Мальчик перестает сопротивляться. Он садится в траву, закрывает лицо руками и горько плачет.
— За-зачем она пришла к нам, дя-дядечка Димочка? — скорбно говорит он.
Я теряюсь, я не знаю, что делать.
— Что ты, что ты, Вася! — бормочу я. — Разве «главрыбы» плачут? Ты же упрямый, Вася!
Анюта привлекает мальчика к себе.
— Ну, полно! Чего ты, Василек? — тихо говорит она. — Не надо. Давай вместе будем любить его, станем помогать друг дружке. Ладно?
Я роняю ватрушку, вскакиваю, охватываю рукой обоих.
— Васька, чертенок! — кричу я и, нагнувшись к мальчишескому уху, красному и поцарапанному, спрашиваю шепотом: — Василек, хочешь быть моим сыном?
Мальчик уже не плачет, но не поднимает головы; он сидит, прижавшись к плечу Анюты.
— Хочет! Конечно, хочет! — весело говорит Анюта.
Мальчик поднял голову. Ресницы слиплись от слез, но глаза сияют. Вася улыбается робко и счастливо.
Позади что-то шуршит, и мы оглядываемся. Полосатый кот нюхает траву. Ватрушки нет. Заметив, что мы смотрим, кот прижимает уши, выгибает спину и льстиво мурлычет. На всякий случай он косится желтым глазом на ближний куст.
— Да это ж Фомка!
— Он пришел к нам в гости! — смеется Вася.
Анюта шалит.
— Здравствуйте, Фома Фомич! — важно говорит она. — Вам понравилась ватрушка, Фома Фомич? Сама пекла…
Мы щуримся от яркого солнца и хохочем.
© Лукашевич Вадим Петрович, текст, 1947