Она покачала головой и вытерла платком глаза, в которых снова заблестели слезы.
— И что тогда произошло?
— Роман совсем не казался подавленным, я не могла даже предположить, что он сделает что-то такое. Он велел мне уехать одной на неделю, куда захочу, и подумать. Он сказал, что я слишком молода и что часто женщины в моем возрасте принимают внезапную страсть и небольшое чувство за большую страсть и огромную любовь. Он не хотел, чтобы я ушла, тем более… — она снизила голос почти до шепота, — что между мной и Хенриком ничего еще не было, только… — И она добавила с каким-то удивлением: — Нужно действительно любить кого-то, чтобы даже не думать ни о ревности, ни о собственной гордости, ни о том, что всегда в уходе жены есть что-то унизительное, а думать только о счастье другого человека…
— И вы уехали?
Она кивнула головой и, предупредив его следующий вопрос, продолжила:
— В Закопане. Я должна была вернуться в среду. Тогда между мной и Романом должен был произойти последний разговор, и Роман обещал мне, что бы я ни решила, он всегда мне поможет. Но мне не нужно было так долго там находиться, чтобы понять, что муж не прав, принимая мое чувство за мимолетный каприз. Я знала, что на самом деле люблю Хенрика. Я не могла сидеть там бессмысленно целую неделю. Поэтому я послала ему телеграмму, что возвращаюсь сегодня. Но не написала в ней, что я решила, а только, что все обдумала… Я хотела приехать сюда с вокзала вместе с сестрой и поговорить с ним. Но он, наверное, догадался. Но как он мог догадаться?..
— Если я правильно понял, вы сказали мужу, что любите Хенрика, правда? Ваш муж знал, кто скрывался под этим именем?
— Да. Хенрик Шульц был его ассистентом. Я познакомилась с ним как с ассистентом Романа. Но он уже несколько месяцев им не является. Он нашел работу на фабрике, производящей соду.
— Он сделал это из-за вас или, вернее, из-за вашего мужа?
— Не знаю. Я не спрашивала его об этом. Я не хотела с ним об этом разговаривать. Он только говорил мне, что предпочитает работать на производстве, потому что это более самостоятельная работа. Роман, то есть мой покойный муж, не считал Хенрика за самого способного из своих ассистентов. Может быть, он ошибался, но… — она развела руками. — Правда, я не хотела с ним об этом разговаривать. Я знаю, что мой муж так думал, не зная о том, что я люблю Хенрика. И… и я не вижу, какую связь это может иметь со смертью моего мужа.
— Наверное, никакой. Если я спрашиваю о мелочах, то только для того, чтобы потом к ним не возвращаться и ориентироваться во всем деле. Исходя из времени, когда нас поставили в известность о случившемся, я сделал вывод, что вы приехали не утренним скорым поездом, а пассажирским в десять с минутами. Это так?
— Да.
— Муж не встречал вас на станции. Это вас не удивило?
— Нет, хотя до сих пор он всегда приходил встречать меня. Но я не сказала ему часа приезда и подумала, что, наверное, он был утром, а потом уже ждал дома, не зная, изменила ли я свое намерение и не осталась ли там еще на день или два. Впрочем, в этой ситуации он вообще мог не прийти встречать меня, правда? Вся наша прежняя жизнь распалась, и мы стали друг для друга иными после того разговора, когда я рассказала ему о Хенрике.
— А сестра ждала вас на перроне, да?
— Да.
— Вы дали ей телеграмму, разумеется?
— Да.
— И потом вы поехали прямо сюда?
— Да.
— На такси?
— Да.
— Вы, конечно, не запомнили номера такси. Каким образом вы могли бы его запомнить?
Мария развела руками с тем же самым грустным, полным невольного очарования движением. Потом неожиданно выпрямилась.
— Сейчас… — поколебавшись, сказала она. — Ведь об этом был какой-то разговор. — Она провела ладонью по лбу. — Ах, да! Я вспомнила. Аня, то есть моя сестра, сказала… Нет, это я ей сказала… Сказала что-то о том, что мне было двадцать два года, когда я выходила замуж, а теперь мне двадцать четыре, и этот номер мне запомнился.
— Номер такси?
— Да. Этот номер был на такой маленькой табличке в середине автомобиля. Уже знаю! Две тысячи двести двадцать четыре! Вы понимаете? Двадцать два — двадцать четыре.