— Рома-а-ан! Рома-а-аан! Рома-а-аан!!!
Она медленно обернулась.
— Если это ты его убила, — тихо сказала она, с удивительным спокойствием, которого не могла себе объяснить, — имей, по крайней мере, столько достоинства, чтобы держать себя прилично.
Крик девушки оборвался на середине.
— Я?.. Я не убивала его, — прошептала Мария и посмотрела на нее испуганными глазами. — Как я могла его убить?
— Но умер он из-за тебя, правда? — сказала она, встав на колени около неподвижного тела и прикоснувшись ладонью к его лбу. Он был холодным, таким холодным, что у нее мелькнула мысль, как мертвое тело может быть настолько холоднее всего того, что его окружает…
— Нет, не из-за меня. Нет. — Голос Марии стал гораздо громче.
А потом она закричала высоким, прерывающимся голосом. — Не-ет!!! Не-е-ет!!! Не-е-еет!
— Перестань, — сказала Анна, поднимаясь с колен. — Лучше подумай о том, что ты скажешь милиции. Я должна пойти к телефону и позвонить туда.
— Милиции?.. Но ведь он… Он не…
Анна прошла мимо нее и направилась к двери. Когда она оказалась в прихожей, Мария побежала за ней.
— Не оставляй меня там. Не оставляй меня…
— Не бойся. Не оставлю тебя, — усталым голосом сказала Анна и подняла телефонную трубку.
Глава третья
Капитан Зентек сидел в своем микроскопическом кабинетике и бессмысленно смотрел на небольшую стопку листов, минуту назад принесенных машинисткой. Он знал на память содержание этого протокола. Трое молодых людей вышли в полдень из дома, немного пошатались, потом зашли выпить по рюмочке. Одной рюмочкой дело, естественно, не закончилось, они продолжали пить и в конце концов в десять часов вечера решили поехать в Беляны. В автобусе они отказались платить за билеты. Начался скандал с кондуктором, потом драка, кондуктор оказался в больнице, а трое молодых людей за решеткой. Дело закрыто. Они получат то, что им положено, и, выйдя из тюрьмы, может быть, в дальнейшем не станут так легко ввязываться в такие скандалы. Все они признались сразу же, жалели о происшедшем, сказали, что ничего не помнят, что во всем виновата водка. На остальных листах были записаны показания пассажиров, избитого кондуктора, характеристики с места работы, заключение для прокурора…
Зентек, вздохнув, взял ручку и поставил свою подпись на последнем листке. Все это было очень просто, не требовало ни малейших усилий и не давало никакого удовлетворения. Правда, может быть, и хорошо, что в стране совершается так мало умышленных убийств. Скорее неумышленные. Водка, неожиданные, ненужные драки между совершенно незнакомыми людьми, пьяная гордость… Но Зентек с семнадцати лет мечтал, что будет офицером милиции, который… Теперь ему было уже тридцать лет, и он с чувством легкого сожаления, в котором не хотел признаться даже себе, с каждым днем все больше убеждался в том, что в работе офицера, ведущего расследование, было гораздо меньше того, о чем рассказывали криминальные повести, и гораздо больше тяжелой, обычной, рутинной работы, не требующей никаких взлетов и озарений, а скорее просто честности, тщательного выполнения ежедневных заданий и умения работать в коллективе. Впрочем, ему нравилась эта работа. И если ему приходилось встретиться лицом к лицу с какой-либо криминальной загадкой, он чувствовал себя гораздо более счастливым, нежели при выполнении остальных служебных обязанностей. Только настоящие криминальные загадки встречались исключительно редко.
Он еще раз просмотрел подписанные листы, чтобы проверить, все ли там в порядке. Потом скрепил бумаги скрепкой и вложил в бумажник папку с очередным номером. Затем осмотрелся и потянулся за следующей стопкой листов. В этот момент зазвонил телефон.
Зентек быстро поднял трубку. За окном снова начался дождь, хотя несколько минут назад еще светило солнце. Но в кабинете было душно, и капитан много дал бы, чтобы оказаться в эту минуту на улице, в поле, в лесу, где угодно. До отпуска было еще четыре, нет, пять недель.
— Это вы, Зентек? — сказал знакомый голос в трубке.
— Да, шеф.
— Немедленно придите ко мне. Звонят из Окенца, там произошла какая-то непонятная история. То есть история понятная, но они не очень хотят сами ей заниматься. Известный человек, знаете ли…
— Убийство?
— Нет. Самоубийство. Но я хочу, чтобы туда кто-то подъехал.
— Да, шеф. Еду.
Через пятнадцать минут он был уже на месте. А через час, стоя у окна спиной к большому кусту сирени с распустившимися цветами, молча смотрел, как два человека, одетых в белую одежду, склонились над носилками, подняли их, а вместе с ними неподвижное тело, накрытое простыней.