Ни минуты не медля, юноша побежал на зов собаки, с силой толкая лыжи вперед, обходя густые ельники, выбирая просветы в лесу. С наступлением сумерек, казалось, все деревья плотнее придвинулись друг к другу, обнялись, образовали непроходимую стену, защищаясь от страшной, огромной, наползающей темноты.
Лай собаки становился все ближе и ближе, а ночь - темнее и темнее. Уже в потемках Семен нашел своего пса. Он сидел на снегу, не спуская глаз с высокой сухой березы, и нехотя, с большими паузами, лаял, будто говорил: "Мне уж надоело за нею гоняться".
Семен огляделся. Толстая береза стояла на опушке ельника, чуть выступив на старую лесосеку, поросшую осинником. В развилке двух ее вершин виднелось черное пятно.
"Конечно, тут дупло, - подумал Семен. - Куница, видимо, решила в нем переночевать. Но как ее взять? Говорят, надо бить по стволу дерева тараном: зверя это обеспокоит, и он выскочит из своего укрытия. Но что сделаешь один? Тут надо действовать вдвоем: один таранит, другой ружье держит наготове. Иначе куница улизнет..."
Припав на колено рядом с собакой, которая уже перестала лаять и лишь поглядывала вверх на дупло, Семен спросил:
- И как нам теперь быть, Звонкий?
Собака пошевелила хвостом, чуть повела ушами.
Парень смахнул рукавицей со спины Звонкого белую бахрому. Встал, зябко передернул плечами, снял шапку, сбил с себя снег. Потом начал собирать сучья, валежник, стаскивая все это в кучу на перешеек между ельником и березой. Когда все было подготовлено, он потянулся было за берестой, но тут же отдернул руку от березы. Какое безумство! А вдруг куница услышит, что кто-то шебаршит по стволу дерева, подумает, что лезут за ней, и выпрыгнет. Нет, пусть уж сидит спокойно в дупле до утра. А утром видно будет, что делать. В таких случаях отец говорит: утро вечера мудренее.
Когда вспыхнул костер и розовым неровным светом озарил березу, снег, ельник, сразу вокруг стало веселее. И тут же пришла мысль о еде. Только сейчас вспомнил Семен, что целый день ходил голодный, с сожалением подумал и о том, что не взял с собою хотя бы какой-нибудь тоненькой книжечки из библиотеки "Огонек". Ведь целую ночь придется не спать, караулить пушнину. А у костра можно бы и почитать.
Раскрыв кожаную сумку, он достал из нее мясо, хлеб, грибной пирог, алюминиевую фляжку с молоком. Большой кусок ржанины был предназначен Звонкому. Тот не спеша подошел к хозяину, деликатно из рук взял подачку, вернулся на свое место и принялся за еду, то и дело поглядывая вверх на березу.
За всю ночь Семен, как и Звонкий, не сомкнул глаз. Он сидел у жаркого костра и прислушивался, не зашумит ли зверек на березе. Но кругом стояла совершенная тишина, медленно падали снежные хлопья, кружились над костром и таяли.
Все мысли паренька были сосредоточены на том, как взять зверя, не отпустить. Ведь если кунице удастся выбраться отсюда невредимой, то она снова начнет метаться по лесу, дурачить охотника. А если куница заберется в нору, то оттуда ее уже не достанешь, не выкуришь. Сейчас не лето.
Рассвет наступал медленно и незаметно. Не было ни зари, ни солнца, ни пения птиц. Из серого безрадостного неба беспрерывно валил снег, наращивая шапки на пнях, воротники на шубах елей, опутывая белыми веревками голые осинки. Возле Звонкого, где он лежал, свернувшись клубком и навострив уши, образовалась глубокая снеговая чаша.
По свежему глубокому снегу Семен прошел к собаке и стал наблюдать за дуплом. Стоял долго, не шевелясь, держа ружье наготове. Однако никаких признаков, что зверь находится тут, не было. Молчал и Звонкий, снова присевший на задние лапы, заняв свой боевой пост. Но вот в черной дыре показались короткие маленькие ушки, широкий коричневый лоб и острые хищные глазки.
Звонкий прорычал и начал гавкать. Зверек снова затаился в своем логове. Семен нашел в ельнике тонкую длинную сухару, обломал сучья и ее вершинкой стал бить по березе возле дупла.
Куница как стрела вылетела из дупла, сделала гигантский прыжок на ель, но сорвалась и вместе с лавиной снежных комьев полетела вниз. Звонкий кинулся к ней, подхватил ее на лету, впился зубами в загривок и лапой прижал к земле. Куница пронзительно завизжала.
- Вот она, вот, есть! - вне себя от радости закричал Семен, потрясая зверьком над головой. - Звонкий, ну и молодец! Доконали все-таки. Теперь она наша, наша ведь...
Сняв с тушки шкурку, Семен долго мял ее в руках, мехом прикладывал к щеке, радовался. Ведь это первая в жизни добытая им куница. И пусть теперь Гошка не задирает нос! А мы еще сравним, посмотрим, чья куница больше и бархатистее. Вот эта, моя куница! А у него что? У него не куница, а так, третий сорт.
Потом он повесил шкурку на дерево хвостом вниз, отошел в сторону, взвел курок, нацелился в ушки и выстрелил. Недоумевающий пес вертелся у него под ногами, поглядывая то на шкурку, то на хозяина.
Но парень теперь не обращал никакого внимания на собаку. Он был всецело поглощен своими мыслями.
Спрятав добытую пушнину в сумку, Семен встал на лыжи и молодцевато сказал Звонкому:
- Ну, пес, двинемся домой. Нам тут делать больше нечего. Что было стало наше. Пошли!
По вчерашней заснеженной лыжне идти не было смысла. Наметив направление к дому, Семен пошел снежной целиной. И не прямиком, а обходя густые ельники, крутые ложки. Вначале шел весело, бодро, заломив шапку набекрень, и даже пел, пел о том, что приходило на ум. И не пел, а кричал от переполнивших его чувств. Кричал о том, что в сумке у него лежит дорогая шкурка, она придает ему силы, энергию, толкает лыжи вперед, как мотор на голубом почтовом катере. Брат Гошка позеленеет от злости, когда увидит, что и Семен тоже принес куницу. Теперь в колхозе в большом стойбище станут считать, что на Векшинском стане живут три настоящих охотника. При сдаче шкурок отец непременно скажет: это добыча старшего сына, Семена, а это младшего, Георгия.
И вот Семен почувствовал, что устал, что ноги начинают сдавать. Вначале лыжи, казалось, скользили легко, плавно, а теперь стали глубоко зарываться в снег, вначале они были плоскими, а теперь сделались полукруглыми, как пряники, обсыпанные спрессовавшимся сахарным песком. И сколько его ни сбивай, он все нарастает и нарастает, и под пятками появились высокие каблуки.
Непрерывно падающий снег заслонял дали, горизонты и будто самого человека придавливал к земле. Лес повсюду казался скучным, однообразным и безжизненным.
Тоскливое настроение, охватившее Семена, передавалось и Звонкому. Пес уныло шел вслед за хозяином по лыжне. И хотя в стороне иногда слышался взлет глухарей, стрекот сорок, а там, где шумят сороки, непременно есть кто-нибудь, не живой, то мертвый - зря сороки не табунятся, - однако он не обращал на это внимания.
Чувствуя, что время перевалило за полдень, Семен присел отдохнуть на пне. Подкрепился сам, накормил собаку. Продуктов с собой было достаточно. Отец всегда говорит, отправляя сыновей на промысел: "Идешь в лес на день, хлеба бери на неделю".
Отдых в дороге - лучший спутник, он ободрит тебя и добавит силы. Поднимаясь с привала, парень приласкал Звонкого:
- Теперь, дружок, недалеко и до дома. Скоро будет визирка, а по ней до нашего стана рукой подать.
Миновав некрутой ложок, юноша вышел на запорошенную пухлым снежком лыжню и подумал:
"Здесь, должно быть, проходил Гошка со своей Стрелой".
Свернул на лыжню и направился по ней к дому.
Вскоре стало смеркаться. Семен прибавил шагу, предвкушая тепло, уют, сытный горячий ужин.
Шедший все время по пятам Звонкий выбежал вперед, вскинул скрученный в баранку хвост и весело помчался по лыжне.
"Дом почуял", - мелькнуло у парня.
Но лыжня вдруг оборвалась. Семена словно кто-то втолкнул в горячую, жарко натопленную баню. Звонкий суетливо бегал, обнюхивал старое, покинутое утром пепелище. Вот потухший костер, вот береза с дуплом, а вот и ель с пробитой дробью корой.