Прокатившись "с ветерком" по ночному городу, Ник решил, что он лучше украдет деньги на такси у какого-нибудь прохожего, чем снова сядет на мотоцикл.
— Добро пожаловать в мою скромную обитель, — Киллиан раскрыл перед ним дверь в квартиру, расположенную хер знает на каком этаже.
Обитель оказалась такой же скромной, как и его хозяин. Внутри играла тихая красивая музыка, которая стихла сразу после хлопка двери.
— Вив, у нас гости, — крикнул Киллиан, направляясь в просторную гостиную с панорамными окнами. — Это Ник.
Вивьен, сидящая в кресле у окна со скрипкой в руках, бросила на них безразличный взгляд. Похоже, появление Ника ее совсем не удивило.
— Я иду спать, — она встала и прошла мимо них, смотря прямо перед собой.
— Тебя окружают такие милые дамы. По жизни, — прошептал Ник, провожая ее взглядом.
— Эти женщины меня убивают, — устало произнес Киллиан. — Устраивайся здесь, — указывая на огромный диван. — Сейчас принесу одеяло с подушкой.
— Киллиан, — окликнул его Ник, когда тот уже пересек дверь, ведущую в коридор, — спасибо. За то, что приютил.
— Приютил, — усмехнулся тот, развернувшись к нему лицом. — Ты что, бездомный пес? Хотя выглядишь соответствующе.
— Говорит человек, у которого кофе на волосах.
— Поправочка, — Ландре выставил вверх указательный палец, — дорогой кофе, а ты своей синтетикой из секонд-хенда оскорбляешь все, что есть в этой квартире. И прими душ, пожалуйста, мое постельное белье из чистого шелка.
— Иди уже, — рассмеялся Ник.
— Я серьезно, сходи в душ, — Киллиан шагал спиной вперед, широко улыбаясь.
Уже лежа в постели — сытый, чистый и очень уставший — Ник думал о том, как ужасно начался этот безумно долгий день и как хорошо закончился. А о том, что будет дальше, он думать не хотел. Сейчас ему хотелось остановиться на этом моменте. Впервые за долгое время он чувствовал себя в безопасности.
Глава 2. Родные души
Семь лет назад
Коридор полон школьников, спешащих с одного урока на другой. Обычно на перемене всегда шумно, но сегодня этот шум раздражал больше обычного. И дело было в слове, которое слышалось со всех уст и лезло со всех дыр. Хэллоуин.
Он не праздновал Хэллоуин в прошлом году и в этом тоже не собирался. Он вообще не праздновал ни один праздник с прошлого лета. Огромная дыра в груди не затянулась ни на миллиметр даже спустя пятнадцать месяцев и восемь дней (кто придумал белиберду о том, что время лечит?), а весь мир стал серым и холодным. Его жизнь превратилась в эдакий нуарный фильм, где веселье и смех не были прописаны в сценарии. И тем более там не было места для уродливых бумажных гирлянд с тыквами, которые с большим сомнением можно было назвать украшением. Но кто его спрашивал?
Ник без всяких угрызений совести сорвал их со школьного шкафчика и отбросил на пол, чтобы без препятствий добраться до своих книг.
— Эй, Чейз, — послышалось у него за спиной, — тебе ведь даже с костюмом не надо париться. Просто разденься и все, — вслед за противным голосом последовал не менее противный смех.
Он с силой захлопнул шкафчик, сжал кулаки и, развернувшись, уставился на одноклассника, задрав голову вверх. Он вообще на всех смотрел снизу вверх, причем в буквальном смысле: для своего возраста он был довольно маленьким и худым.
— Ой-ой, вы только гляньте на него, — Питер подошел вплотную и схватил его за грудки. — Силенок то хватит? — показывая свой хищный оскал.
Он подготовился нанести первый удар. Сейчас ему было все равно, что силы не равны (впрочем, как и всегда): Ник видел только способ вымещения злости. Хотя ему самому достанется сильнее. Плевать, физическая боль отвлекала его, заставляла чувствовать себя живым. Просто заставляла чувствовать.
— Что с тобой случилось, уродец? — показался из-за спины Питера второй-придурок-Мэтт с любопытным выжидающим взглядом, будто Ник сейчас возьмет да и расскажет им все. За чашечкой чая, ага. Этого они ждут после того, как стащили его одежду, когда он принимал душ после физкультуры? А потом подбрасывали его лохмотья друг другу, пока он бегал между ними, обернутый в одно полотенце, в то время как остальные ребята из класса разглядывали его и тихо перешептывались. И все это то ли ради того, чтобы узнать, где начинаются уродливые шрамы, пересекающие его правую щеку, то ли просто потому, что в подобных местах принято искать неудачников, над которыми все будут насмехаться. И Ник стал этим козлом отпущения из-за наличия отметин, которые никак не укроешь от чужих глаз, и положения в социальной иерархии, которое выдавала его потрепанная одежда и изношенные книги.