— Если это кровь, анализ это сразу покажет. На воротнике, сбоку имеются маленькие пятнышки. Как бы засохшие капельки.
— Пальто отправим на анализ. Если будет необходимо, отошлем его в Варшаву в Институт криминалистики, — добавил поручник.
— Не думаю, чтобы это потребовалось, — заметила Ханка. — Этих пятнышек здесь достаточно много, и они выглядят относительно свежими. При таких обстоятельствах даже я или мои коллеги по академии могли бы определить, кровь это или что–то иное, не говоря уж о ваших специалистах.
— Займитесь этим, Кардась, отнесите пальто на анализ. Пусть, если можно, установят и группу крови.
— Браво, панна Ханка! — после ухода милиционера поручник похвалил девушку, — Завтра у нас будут результаты анализов. Если они будут положительными, тогда я буду готов поверить даже в теорию о мужских и женских преступлениях, а также публично признать себя побежденным детективом–любителем.
— У меня в голове вертится еще какая–то мысль. Знаете, как иногда человек что–то вспоминает и не знает, приснилось ему это или существовало в действительности.
— А что вы вспоминаете?
— Это даже нельзя назвать воспоминанием. Это началось тогда, когда я уже окончательно убедилась в правильности моей гипотезы. И начинает меня страшно мучать.
— А что такое?
— Теперь мы знаем, что преступник вошел в квартиру до пани Росиньской. Экспертиза установила, что смерть наступила не раньше одиннадцати тридцати, значит, убийца находился на месте преступления раньше.
— При условии, что ваша теория верна, — заметил поручник.
— Голову даю на отсечение. Следовательно, убийца мог войти в квартиру значительно раньше.
— Вы думаете об Анджее Банашкевиче?
— Нет. Я не думаю, чтобы он был способен на это.
— Его алиби неоспоримо при любой концепции совершения преступления. В момент смерти пани Росиньской он находился в институте. Это мы знаем совершенно точно. С половины одиннадцатого до двух он не покидал здания института.
— Я согласна с вами, но вы еще не знаете, что я делала до ухода на экзамен. Около пятнадцати — двадцати минут десятого я спускалась вниз.
— Вы выходили из дома, и Банашкевич вас не заметил? Мы же знаем, что в это время он стоял у ворот.
— В том–то и дело, что я не выходила из дома. Я сошла только вниз, в пекарню, купила хлеб и вернулась наверх. Ни Анджей не мог меня заметить, ни я его.
— Вы видели кого–нибудь на лестнице?
— У меня такое впечатление, что между первым и вторым этажом я прошла мимо какого–то человека и что сразу после этого услышала звук ключа, поворачивающегося в замке.
— Это был мужчина или женщина?
— Я вообще не уверена, что там кто–то был, может быть, мне потом все это приснилось. Я не помню никаких подробностей, и только в моем воображении маячит силуэт человека, идущего по лестнице, и тихое щелканье замка.
— Если вы действительно кого–то видели и слышали, как этот кто–то потом отпирал двери, то он не мог подняться выше, чем на второй этаж. Прежде чем он дошел бы до третьего, вы были бы уже в пекарне. Это мог быть кто–то, идущий в квартиру напротив Легатов. Там живут… — поручник начал искать в протоколе.
— Семейство Дублей.
— Вот именно, — припомнил поручник, — он шатен, с большим носом, красивая супруга, две дочери. Мы допрашивали их.
— Когда меня начало мучать это… — Ханка не могла подобрать подходящего слова, — …видение, я зашла к Дублям и спросила, не приходил ли кто–нибудь к ним в это время.
— Никого не было?
— Пани Дубель прекрасно помнит, что в это время была одна в квартире. Муж и дочери, Дануся и Ева, уходят из дома около восьми утра. Пани Дублева работает с одиннадцати. Она категорически утверждает, что не выходила из квартиры и никто из домашних или посторонних к ним не приходил.
— Значит, вы видели убийцу! — сказал поручник.
— Или все это приснилось.
Глава 9. Ханка ищет ключи
— И все это вы сами открыли? — Пани Попела не могла сдержать свои чувства. — Вот уж хозяева удивятся. Мне бы никогда ничего подобного…
— Только благодаря вам мне и пришла в голову эта мысль. Это же вы рассказали мне, что масло, ветчина и курица лежали на столе.
— И макароны тоже.
— Я совсем забыла об этих макаронах, — призналась Ханка, — но самое главное здесь было масло. Кто бы оставил масло в кухне на столе, когда там так жарко?
— Оно было уже совсем мягкое, когда я пришла. Еще немного и совсем бы растеклось, — признала уборщица. — Но как вы, панна Ханя, не побоялись пойти в милицию?
— А чего я должна была бояться? Там очень милые люди, — рассмеялась девушка, — а тот поручник, который ведет расследование, так даже очень красивый.
— Где там, какой уж он красивый! На человека смотрит, как на преступника. Я бы никогда сама к ним не пошла. Когда обокрали супругов Здановских, целые шесть недель не было ни одного дня, чтобы кто–нибудь из них не приходил и не мучал честных людей. А вызовы в милицию! Некоторых они вызывали даже по нескольку раз.
— Вы тогда работали у этих Здановских?
— Боже сохрани! Тогда бы они и мне не дали покоя! Ходила туда в тот дом убираться, как и у супругов Легатов.
— А этих преступников поймали?
— Поймали, — подтвердила Попела. — Конечно, поймали, но прежде чем их нашли, сколько перетаскали невиновных людей. А зачем?
— Пани Попела, вы так мне помогли тогда с этим маслом, может быть, и теперь нам удастся что–нибудь сделать. Как вы думаете, если этот бандит вошел в пустую квартиру, у него, наверное, был ключ?
— Хороший вор любой замок откроет. Когда обокрали Жонгилло, это было еще в Лиде, он спал в одной комнате, а воры обокрали все остальные. Все замки пооткрывали. Кусок проволоки и все!
— Милиция говорит, что это не так просто сделать. Эти замки в квартире Легатов нельзя открыть куском проволоки.
— Ну раз вошел, значит, открыл, — философски заметила уборщица.
— Открыл, потому что у него были ключи. А знаете, пани, по–моему, я видела этого преступника, когда спускалась в пекарню.
— Что вы говорите, панна Ханя! Вы должны в костеле поблагодарить Бога, что он и вас не убил!
— Это было на лестнице. Между первым и вторым этажами. На лестницах, вроде бы, пока людей не убивают.
— Это правда. А как он, проклятый, выглядел?
— Если бы я это помнила. Меня уж и милиция постоянно об этом спрашивает. Да я к тому же не знаю, может быть, мне это приснилось? Стараюсь вспомнить и ничего не припоминаю.
— Может быть, еще вспомните?
— Постараюсь. Но я все время думаю, ведь этот бандит должен был каким–то способом раздобыть ключи от квартиры.
— А как бы он это сделал?
— Не знаю. Я думаю, что пани Попела снова мне поможет!
— Я бы хотела, моя золотая, от всей бы души хотела. Но как?
— Сколько комплектов ключей имеется в доме?
— Четыре. Только четыре. Один — у пана инженера, второй — у пани Янины, а два других — у Збышека и Малгоси. У меня нет ключей, потому что мне они не нужны. Я прихожу на работу утром, пока пани инженерова еще не уйдет на работу. И никогда не заканчиваю до обеда. Четыре больших комнаты, пятая около кухни, маленькая, где сейчас спит Малгося, и кухня. Это все убрать, паркет натереть… Тут каждый день хватало бы работы. Малгося хорошая девочка, хотя бы в своей комнате убирает. Но Збышек и Михась? У них всегда как после битвы. И хотя пани инженерова и заставляет ходить в тапочках, но полы так загваздают, что и два раза в неделю можно натирать.
— В такой большой квартире, — дипломатично согласилась Ханка, — хватило бы работы и для четырех рук. Интересно, а где носит ключи пан Легат?
— У него есть такой кожаный футляр. Потянет за ремешок, и ключи сами спрячутся в середину. Збышек подарил отцу на именины.
— А пани инженерова, наверное, держит ключи в сумочке?
— Всегда в сумочке, — подтвердила Попела.
— А Збышек и Малгося?
— Малгося носит в портфеле с книжками, а если выходит из дома после школы, так тоже в сумочке. А уж Збышек, где придется, в карманах. Недавно, месяца два назад, кто–то звонит в дверь. Открываю, а это он. «Потерял, — говорит, — ключи».