— У него был чулок на лице. Теперь я понимаю…
— Я думаю, — добавил Видерский, — что у бандита была маска. Когда вы прошли мимо него, одним движением он стянул ее со лба на лицо и, вынув лом или кусок железа из кармана плаща, бросился за вами в погоню. Но сделал это слишком шумно. Ему не пришло в голову снять ботинки. Если бы он был в одних носках, вы не услышали бы его шагов.
— Наверное, — согласилась девушка, — я обратила внимание именно на тихие шаги. Если бы он делал это более открыто, кто знает, обратила ли бы я внимание на то, что кто–то идет за мной?
— Ну что ж, в этой ситуации я даже не спрашиваю, могли бы вы его узнать.
— Нет.
— Я уже был на улице Бучка, чтобы по горячим следам о чем–нибудь узнать, но потерпел неудачу. Преступник как бы растворился в воздухе. Никто не видел, как он выходил из дома, никто не слышал шагов на лестнице бегущего вверх или вниз. Кстати, очень хорошо, что вы так закричали. Преступник побоялся закончить свое черное дело. Не стал рисковать, нанося второй удар, хотя, как видно, ему очень хотелось бы, чтобы вы отправились на тот свет.
— Именно этого я не могу понять. Почему он хотел меня убить? Ведь никаких ценностей я с собой не ношу. И дома у нас нет ничего ценного. Мама с трудом сводит концы с концами.
— Вряд ли мотив убийства носил корыстный характер, — ответил поручник.
— Значит, это месть за то, что я занялась этим делом и что–то смогла выяснить?
— Если даже предположить, что убийца знает о вашем открытии, месть малоправдоподобна. И поэтому, кстати говоря, меня интересует, говорили ли вы кому–нибудь о нашем сотрудничестве и о своих выводах.
— Об этом знает вся моя компания. Ведь это они заставили меня пойти в милицию. А о результатах я никому не говорила кроме пани Попелы и пана Дубля.
— Благодарю вас, достаточно! Итак, знают все. Тайна, доверенная двум, доверена тысячам. Мне не пришло в голову предупредить вас, что следует соблюдать полную тайну. Но разве я мог предположить, что вы можете быть такой наивной и легкомысленной? За что вы заплатили собственной головой, в буквальном смысле этого слова.
— Значит, это все–таки месть.
— Нет. Просто страх. Преступник либо опасается, что после первых открытий вы можете совершить следующие, которые уже могут привести к его разоблачению, либо опасается…
— Чего?
— Того, что вы назвали своим «видением». В день, когда произошло преступление, вы спускались по лестнице и встретили кого–то, поднимающегося наверх. А именно преступника. Он вас знает и живет под угрозой, что вы запомнили его или что можете вспомнить, кто это был. Поэтому он предпочел не рисковать.
— Да, это был сильный удар, — рассмеялась девушка, — но у меня, как видно, есть везение.
— Думаю, что есть. Его даже гораздо больше, чем ума.
— Нельзя обижать больных, — защищалась Ханка.
— Ладно, не буду. Но я теперь совершенно убежден, что это был не сон, а что вы действительно видели убийцу. И больше того, что вы должны его знать. Если бы вы могли вспомнить, кто поднимался тогда наверх, дело было бы окончено.
— Ничего не выйдет. Я столько раз уже пробовала. Безрезультатно.
— Попытайтесь еще раз. Здесь, в больнице. Несколько дней полного покоя могут дать необходимый результат.
— Сейчас «несколько дней»! Самое позднее завтра я отсюда выйду. Или еще сегодня вечером.
— Об этом не может быть и речи. В больнице вы в безопасности. Когда вы уйдете отсюда, Мы позаботимся о вас. В худшем случае дадим на несколько дней охрану.
— Охранника? Чтобы за мной ходил? Покорно благодарю, я не согласна.
— Как хотите. Не сомневаюсь, что прокурор Щербинский даст согласие на то, чтобы взять вас под стражу, — поручник говорил это почти серьезно. — Это будет даже лучше. Один раз этому типу не удалось вас устранить, кто знает, не попытается ли он еще раз.
— А мой список? — напомнила Ханка.
— Принесу его вам завтра. Сюда, в больницу. Теперь иду к прокурору, должен доложить ему обо всем, — сказал поручник и простился с больной.
Прокурор Витольд Щербинский внимательно выслушал рассказ офицера милиции о покушении на Анну Врублевскую.
— Это значит, — заявил он, — что убийца находится в кругу лиц, вращающихся поблизости от этого дома на улице Бучка. Это либо один из его жильцов, либо человек, присутствие которого там не внушает ни малейшего удивления. Кроме того, этот поступок явно свидетельствует о том, что наш преступник впал в панику. Он чувствует себя в серьезной опасности и боится, что в любой момент его могут разоблачить, и опасается, что ключ к этой загадке находится в руках девушки. Поэтому хотел заставить ее замолчать раз и навсегда.
— Мы должны будем обеспечить ей какую–нибудь охрану после выхода из больницы. Она, правда, не хочет об этом и слышать, мне пришлось даже припугнуть ее арестом, но я не думаю, что это ее окончательное решение.
— Разумеется, — подтвердил прокурор, — хотя я сомневаюсь, чтобы убийца захотел повторить нападение. Ведь это огромный риск с его стороны.
— В этой ситуации ему нечего терять. Если бы его поймали сразу после убийства Росиньской, у него могло быть оправдание, что он убил из–за страха, ведь она застала его на месте преступления. Он бы утверждал, что действовал в состоянии аффекта, не понимая, что делает. Теперь такие объяснения не помогут. Нападение на Врублевскую было хладнокровно спланированной попыткой убийства.
— Вы правы, — согласился прокурор, — он сжег за собой все мосты. Я рассчитывал на его следующие ошибки. Удивляет меня только то, что он смог так быстро оттуда исчезнуть. Никто его не видел, никто не слышал даже его шагов.
— А может быть, он и не пытался убежать.
— А что же? Растворился в воздухе? Поручник…
— Просто еще раз воспользовался ключами от квартиры Легатов.
— А вот это мне не пришло в голову.
— Я думаю так, — сказал поручник. — Когда преступник пришел к выводу, что необходимо убить Врублевскую, пришел утром на улицу Бучка. Я говорю «пришел», хотя не исключаю, что он живет в этом же доме. Здесь он открыл квартиру Легатов и вошел внутрь. Стоя у окна, он следил за девушкой. Увидел ее идущую по улице, вышел из квартиры Легатов, но не запер дверь, а только прикрыл. Встал у дверей соседней квартиры, делая вид, что только что позвонил туда, и ждал свою жертву. Он ударил ее и снова скрылся у Легатов, на этот раз заперев дверь. Переждал переполох в прихожей этой квартиры, а когда все были заняты спасением девушки, спокойно вышел из дома.
— Это был огромный риск с его стороны.
— Напротив. В этой ситуации это был наименьший риск, какой он мог выбрать. Он хорошо знал, что с утра до половины третьего квартира стоит совершенно пустая, за исключением того дня, когда там убирает Попела. Это прекрасный пункт наблюдения. На улице или на лестничной площадке его могли заметить и узнать. В квартире же он был в полной безопасности. А после нападения дорога до этой квартиры была самая короткая, всего два прыжка. Ничего удивительного, что пани Дубль, которая первой выбежала на лестницу, никого не увидела и не услышала шагов убегающего.
— Может быть, на этот раз он оставил в квартире Легатов какие–то следы, позволяющие выйти на него?
— Вы недооцениваете его, пан прокурор. Он слишком ловок и осторожен. Я посылал туда Кардася. Он ничего там не обнаружил. Все обитатели квартиры, Легаты и их дети, не заметили ничего, что свидетельствовало бы о чьем–то пребывании в их квартире.
— Им, однако, нужно сменить замки.
— Надеюсь, что Кардась убедил их в этом. Впрочем, это не сможет им помочь.
— Почему?
— Раз преступник уже один раз раздобыл ключи от их квартиры, то в случае необходимости сделает это и в другой. Ведь он принадлежит к числу знакомых Легатов и стоит вне всяких подозрений. Я уверен, что на улице Бучка его знает много людей, включая и панну Врублевскую. Это была основная причина нападения. Его никто не замечает, потому что все просто привыкли к его постоянному присутствию.
— Это необязательно. Он, возможно, знакомый Легата либо его супруги, хотя бы по работе. Это не исключено.
— Это не было исключено до минуты нападения на Врублевскую. А сейчас эта гипотеза отпадает, поэтому круг людей, среди которых может находиться убийца, значительно сузился. Я считаю положительным результатом его нападение. Ведь коллеги по работе Легата или его жены совершенно не знали пани Врублевской и могли не бояться, что она узнает их.