— Очень, — сказал офицер милиции.
— Мало этого. Преступление на улице Бучка и последняя, неудавшаяся кража на Мазурской, также вписываются в эту окружность. И ни одного преступления не совершено в большем отдалении от Грюнвальдской площади.
— Мы тоже размышляли, почему все кражи совершены в одном, небольшом районе нашего, довольно большого города.
— А все кражи совершены в районе не больше квадратного километра. Какой отсюда можно сделать вывод? Только один: наш преступник, предположим, что им является легендарный Золотая Ручка, Норковский, только на этой территории имеет возможность добывать ключи и делать оттиски.
— Несомненно, вы правы, прокурор. Мы в милиции уже обратили внимание на это. Мы проверили, эта территория не является участком работы почтальона. Инспектора по газу и электричеству имеют участки, расположенные вдоль улиц. Мы даже предположили, что преступником может быть один из участковых милиционеров. Грюнвальдская площадь — это место, с которым граничат целых три района. Но все наши проверки администрации домов, магазинов ничего не дали. До сих пор остается загадкой, почему наш специалист по открыванию дверей в чужие квартиры облюбовал себе именно эту часть города.
Прокурор долго смотрел на голубые головки булавок, воткнутых в план города.
— Почему именно здесь? — спросил он. — Когда мы ответим на этот вопрос, то найдем того, кто совершил эти кражи и убил Люцию Росиньскую.
Глава 14. Человек, который умер
Сообщения, которые поручник Роман Видерский получил из Штума и Центрального Адресного Бюро в Варшаве, были сенсационными, и офицер милиции немедленно провел долгое совещание с комендантом. Результатом этого разговора был подробный рапорт, высланный в Главную коменду Народной милиции в Варшаве. Рапорт, который в свою очередь вызвал там истинное изумление. Из него следовало, что человек может умереть и через много лет после своей смерти не только расхаживать по улице в виде призрака, но и совершать преступления, запутанные кражи и убийства.
Офицер милиции снова навестил прокурора.
— Мы получили, пан прокурор, подробный рапорт из Штума, — начал Видерский. — Показания Барановского подтверждаются. Действительно, после приговора, полученного в Щецине осенью 1958 года, он был отправлен в уголовную тюрьму в Штуме. Там он сидел в одной камере с неким Антони Норковским, отбывающим срок за кражу со взломом, совершенную в Текстильном центре в Лодзи. Добычей преступников тогда стал миллион восемьсот тысяч злотых.
— Я припоминаю что–то такое. Не знаю, может быть, речь шла о другом подобном деле, потому что это было значительно раньше. По–моему, в сорок девятом или пятидесятом году, не позднее.
— У пана прокурора прекрасная память. Кража произошла в августе пятидесятого года, наверное, последняя кража такого рода в Польше. Преступники, а теперь установлено, что в шайку входили пять человек, в том числе одна женщина, вырыли тридцатиметровый подкоп под улицей, ведущей от маленького магазинчика, принадлежащего этой женщине, прямо в здание Текстильного центра. Там они добрались до пустого в то время угольного склада, где обычно хранили кокс для центрального отопления. Попасть оттуда в помещение, где находился сейф, было уже относительно легко.
— Сейф открывал Норковский?
— Да. Это было его основным заданием. Он выступал как инициатор этой сложной операции. Правда, некоторые из позднее задержанных соучастников взлома вспоминали, что планы всей операции были разработаны какой–то женщиной, знакомой или любовницей Норковского, но следствие не смогло подтвердить эти сведения. Если она и существовала и была инициатором этого взлома, доказать этого не удалось. Норковский всю вину взял на себя. Сейф он открыл необыкновенно ловко, нет сомнений, что этот человек должен был прекрасно знать механизм замка. Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Норковский, прежде чем встал на преступную дорогу, несколько лет работал на фабрике, производящей сейфы, в Варшаве. Это было еще перед войной, и тогда же он получил свой первый срок. Четыре года. Он не отсидел его, потому что уже наступил сентябрь 1939 года. Во всяком случае, Антони Норковский уже тогда был ассистентом известного специалиста по сейфам Цихоцкого, и старый мастер вроде бы предсказывал ему большое будущее.
Что Золотая Ручка делал в годы оккупации и сразу же после освобождения, неизвестно. Только в 1950 году он выплывает в Лодзи и организует подкоп под Текстильный Центр. После кражи были арестованы охранники, их заподозрили в связи с преступниками. Однако ничего доказать не смогли. Сейф был открыт без малейшего шума. Охранники, находящиеся внизу, не услышали ни звука.
— Но взломщик или взломщики должны были как–то попасть наверх, а следовательно, пройти через первый этаж.
— Это была самая гениальная часть плана. Дежурка, где сидели два охранника, находилась тут же, около лестницы. Дверь на лестницу была открыта, лестничная клетка освещена. Даже мышь не смогла бы там проскочить. Но в здании был лифт, не используемый много лет. Это и было огромным шансом Норковского. Через шахту лифта, по специально сконструированной веревочной лестнице, Норковский добрался на четвертый этаж, где находился сейф. На обратном пути он сначала спустил вниз деньги, а затем сам спустился дорогой, на которой каждую минуту мог сломать шею.
— Ничего не скажешь, ловко!
— Да. Тонкая работа.
— Как их поймали?
— Все было обговорено заранее до мельчайших подробностей. Каждый имел свою долю в добыче, а Золотая Ручка, как руководитель и главный исполнитель, две доли. Предполагалось, что эта вторая доля предназначена для этой таинственной женщины, о которой сообщники Норковского вспоминали на следствии как об инициаторе… На месте, в магазине, все деньги были пересчитаны. Каждый получил по триста тысяч. Норковский шестьсот тысяч злотых. Это были огромные деньги. Для всех уже были приготовлены укрытия. Только главарь знал эти адреса, остальные не имели о них понятия. Вместе с деньгами они получали железнодорожный билет и адрес, куда должны отправиться, где поселиться и что делать. Инструкция также гласила, что нельзя производить больших денежных растрат, чтобы не возбудить подозрений. Все было хорошо до тех пор, пока Норковский мог контролировать шаги своих людей. Когда же они разъехались, произошло то, что всегда происходит в таких случаях.
— Понятно. Люди не умеют скромно жить, имея в кармане огромные деньги.
— Первой поддалась искушению женщина. Норковский поместил ее где–то в маленьком городке. Она получила место служащей на кирпичном заводе. И вот эта женщина вдруг стала привлекать внимание всех своими нарядами. А когда она купила дорогой мех, стоящий, по крайней мере, ее двухлетней зарплаты, это возбудило столько подозрений, что даже милиция заинтересовалась этой пани. При обыске у нее были найдены еще сто пятьдесят тысяч злотых. На допросе она во всем созналась и назвала имя одного из членов банды. Единственное имя, которое она знала. И так по ниточке распутали весь клубок.
— А сам Норковский?
— Его взяли позднее, года через три после кражи. Он был единственным, кто ничего не сказал и ни в чем не признался, пока ему не представили бесспорные доказательства. Он также единственный сумел укрыть почти всю свою долю украденного. Объяснил это тем, что проиграл ее на скачках. Было установлено, что Золотая Ручка действительно был постоянным посетителем скачек в Варшаве, Лодзи и Сопоте. Но действительно ли он проиграл эти деньги? Этого никто никогда не узнает.
— Он получил шесть лет?
— Получил одиннадцать лет. Что–то ему снял Верховный Суд. Потом была амнистия. В сумме ему осталось шесть лет. Этот срок закончился как раз в Штуме в декабре 1958 года.