— И вы не попытались поговорить об этом с профессором Рудзинским? У вас были не слишком хорошие отношения?
— Напротив. Мы очень любили друг друга. Но я же не могла ему ничего сказать… Впрочем, я об этом думала. Никто на моем месте не поступил бы так. Я думала, что если даже Марыся и завела с кем–то мимолетный роман, то у нее хватит ума не говорить об этом мужу. В конце концов ни одна женщина так не делает, если не хочет уйти. Мне в голову не могло прийти, что она собирается уйти от него. В течение нескольких дней, когда она отсутствовала, Роман ни разу мне не позвонил, а я была уверена, что если бы он что–то знал или хотя бы подозревал, обязательно поговорил бы со мной. Неожиданная телеграмма Марыси меня разволновала. Я не могла уснуть. Она всегда была самовольна. Может быть, это моя вина, потому что я слишком избаловала ее, когда она была малышкой. — Она потрясла головой, как будто хотела освободиться ото сна. — Но вы меня спрашивали не об этом?
— Это не имеет значения. Я благодарю вас. Вы объяснили мне некоторые подробности, которые были мне не совсем ясны. Теперь, может быть, вернемся для порядка к моему первому вопросу: что вы делали с минуты получения телеграммы? Вы не могли уснуть и…
— Да, я не могла уснуть. Потом немного задремала и встала, когда зазвонил будильник. Я оделась и поехала на вокзал, но Марыся не приехала. Оказалось, что есть еще один поезд из Закопане, пассажирский в десять часов. Я уже не хотела возвращаться домой и подумала, что неизвестно, что этот день может принести, поэтому нужно хотя бы позавтракать. Поэтому я пошла в кондитерскую и выпила кофе, а потом, чтобы убить время, гуляла по улицам…
— Утро было не слишком подходящее для прогулок. Время от времени, по–моему, шел дождь. По крайней мере, с семи часов, когда я встал, — вполголоса заметил Зентек.
— Да. Меня немного намочило, но я не могла сидеть на месте. Вы понимаете это ощущение: меня «носило» по городу.
— Понимаю. Это понятно в такой ситуации. А в какой кондитерской вы были? Я не предполагал, что в такое время в Варшаве можно где–нибудь позавтракать, кроме как в вокзальном буфете. Кафе открываются гораздо позже.
— Я была в отеле «Савой», внизу, на аллеях Ерусалимских.
— Ах, да. Я забыл. Там открывают в шесть. А потом вы вернулись на вокзал?
— Да. Я зашла так далеко, что чуть не опоздала и должна была поймать такси, но успела. Я вышла на перрон и, когда увидела, что Марыся не вышла из спального вагона, пережила минутное облегчение. Я подумала, что, может быть, к счастью, она одумалась. Но она все–таки приехала. Подошла ко мне сзади и коснулась моего плеча. Мы сразу начали ссориться. Тем более что уже на перроне она сказала мне о своем решении. Тогда я взорвалась. Я жалею об этом даже сейчас. Она совершенно разбита. В конце концов это не ее вина, что он так поступил. Тысячи людей разводятся, и самоубийство не является единственным выходом, чтобы… — она замолчала, — Я не хотела сказать ничего плохого о профессоре Рудзинском, — быстро сказала она. — Это был очень, очень порядочный человек. Я мало встречала таких людей, как он. К сожалению, он не смог вынести этого удара. А я тоже не смогла помешать тому, что собиралась сделать моя сестра. Но как я могла это сделать? Я только в такси узнала, что Роман уже в курсе всех событий и она возвращается, чтобы окончательно его оставить ради того… Все уже свершилось.
— Вы по–прежнему отговаривали ее от этого шага?
— Конечно, отговаривала! Даже на перроне и в такси! Я верила, что еще можно что–то исправить. Я знала Романа и думала, что он был бы готов ее простить. К сожалению…
— Да. Благодарю вас. Если у меня будут еще какие–нибудь вопросы к вам, я смогу отыскать вас дома, правда?
— Да. Сейчас я заберу отсюда Марысю, и очень сомневаюсь, что мы сегодня куда–нибудь пойдем…
Капитан поднялся.
— До свидания.
Она чуть заметно поколебалась, а потом протянула ему руку.
Глава шестая
В прихожей Зентек остановился. Дежурный милиционер поднялся, как автомат, при его приближении.
— Эти две женщины могут свободно покинуть дом и взять с собой любые вещи, которые сочтут необходимыми, — сказал капитан. — После их ухода опечатайте дом и заберите ключи в комендатуру. Попросите их оставить и второй комплект ключей.
— Так точно, гражданин капитан.
— А впрочем, нет. Оставим им ключи и не будем опечатывать дом. Я только позвоню в Институт химии, чтобы приехали и забрали отсюда цианистый калий и другие химические препараты, которыми можно воспользоваться, как ядами, — усмехнулся он. — Скажите этим женщинам, что они могут приходить сюда, когда захотят. Мы не будем чинить препятствий.
— Так точно, гражданин капитан.
Зентек подошел к телефонному аппарату. Он соединился с Институтом химии и поговорил с директором. Потом набрал номер комендатуры.
— Вы должны быстро найти в городе таксиста с номером… — он замолчал, потому что дверь комнаты, где он разговаривал с Анной Страховской, открылась. Молодая женщина вышла оттуда, проходя, взглянула на капитана, стоящего с трубкой в руках, и вошла в комнату, где ждала ее младшая сестра.
— Алло! Алло! — нервно сказал человек на другом конце провода. — Это вы, капитан Зентек? Почему вы молчите?
Дверь в комнату Марии Рудзинской закрылась.
— Не всегда человек может говорить, когда хочет, — заметил Зентек. — Речь идет о водителе такси номер двадцать два — двадцать четыре. Пусть его найдут. Я хотел бы поговорить с ним через час в комендатуре.
— Это подозреваемый? — спросил голос. — Задержать его?
— Да нет, что вы! Из того, что мне известно, следует, что это самый невинный из всех водителей. Я хотел бы с ним поговорить о пассажирках, которых он вез сегодня утром с вокзала. Но ничего ему не говорите об этом, ладно?
— Все понял. Что еще, капитан?
— И передайте полковнику, что я зайду к нему с докладом в конце дня.
— Понятно: такси двадцать два — двадцать четыре, водителя через час привезти в комендатуру и сказать шефу, что будете у него перед концом рабочего дня.
— Правильно. Благодарю.
Зентек осторожно положил трубку на рычаг и постоял, задумавшись. Потом поднял ее снова и снова положил. С доктором следовало поговорить не по телефону. Он не любил этого. Впрочем, он, наверное, еще находится на вскрытии.
— Машина ждет у дома? — спросил он милиционера.
— Так точно, гражданин капитан.
— Хорошо. Доложите мне позднее, были ли люди из Института химии и забрали ли яды и уехали ли эти женщины.
— Так точно, гражданин капитан.
Зентек снял с вешалки свой непромокаемый плащ, надел шляпу и вышел.
На пороге он остановился и внимательно осмотрел замок. Французский. Мария Рудзинская говорила правду. Разумеется, говорила правду.
Но капитан Зентек был человеком педантичным и любил проверять любую полученную информацию.
Через двадцать минут он открыл дверь, снабженную табличкой:
«ОПЕРАЦИОННАЯ»
Он заглянул туда, потом тихо вошел и остановился у порога. Доктор снял маску и выпрямился.
— Посторонним вход воспрещен, — весело сказал он. Потом повернулся к ассистентам в масках. — Все готово. Доведите дело до конца!
Потом он подошел к Зентеку.
— Ну что? — спросил капитан, оглядываясь, но стараясь при этом не смотреть на стол, на котором…
— Вам нужно срочно знать, что содержится в остатках пищи?
— Срочно.
— Тогда пойдемте. — Доктор указал ему головой на боковую дверь и направился вперед. В дверях он обернулся: — Впишите данные, продиктованные мной, в протокол и сразу дайте мне подписать. И прошу приложить туда результат анализа содержания желудка. Он уже должен быть готов.
— Все будет сделано, пан доктор.
Доктор и Зентек вошли в небольшую белую комнату, где не было никакой мебели, кроме стенного шкафа и ряда умывальников.
— Мы провели исследование. — Доктор снял халат, маску и начал мыть руки. — Все указывает на цианистый калий. Разумеется, смерть наступила мгновенно. Он ничего перед этим не ел, то есть не ел ничего в последние десять–двенадцать часов. Наверное, только ужинал. Обнаружен хлеб с маслом, яйцо и какой–то сыр, но это было уже очень трудно определить. Ужинал он. скорее всего, между девятью и десятью часами вечера.