— С-смерть…с-смерть.
Белые пленочки колыхнулись, когда оно поравнялось с застывшим сержантом. И долгое, мучительное повисло у уха:
— С-с-смерть?..
— Замолчи, замолчи, ты слышишь меня? — Снейп сорвал руками приклеенные лохмотья, имитирующие дряблую кожу, расцарапал ее ногтями, добираясь до пульсирующей бездны. — Ты забрал его? Ты украл моего мальчика?
Морфа поразила удивленная дрожь: он забарахтался, желая уйти от ответа, но сержант держал очень крепко. Тряс и продолжал спрашивать безликое, полузадушенное сознание:
— Где мой мальчик?
Чудовище мычало, качая головой и горбом из серого горя — пепла и сажи с полей. Северус бросил тушу на землю, пнув ногой предположительно под ребра и, слушая поскуливания, не дрогнув ни частью своего тела, выстрелил прямо в голову и раскроил ее на две половины. Мозг морфа напоминал человеческий только внешне, внутренне же он был давно мертв.
— Сдохни.
Охотник сплюнул на землю, пробежался пальцами по потеплевшему боку револьвера и пошел прочь, вглубь безмолвного квартала. Он не увидел, как страшно раскинулось тело офицера в покрывшемся пятнами кителе, в какую вязкую трясину превратилась его голова. Сент-Джонс в тот вечер возвращался домой, свернув в проулок за сигаретами.
***
Безмятежники, они же морфы, Северус выслеживал их по ночам, когда фонари могли цепляться за бледную тонкую кожу, оставаясь в ней пятнами тусклого света. Ничего не появлялось на тупых рожах, ничего не вылетало изо рта, кроме привычного слова «смерть». Но перешагивающие землю твари были куда опаснее своих растерзанных братьев. Северус стрелял в каждого, сразу в голову, чтобы не встал и не протянул руки к новому «Гарри», не съел его липкими грязными губами.
Охотник выбирался на крышу по утрам, осматривал оживающие дороги, поджигал тонкую сигарету и вдумчиво вдыхал запах чуть более свободной страны. Морфы снова натягивали на головы кожу обычных людей, но он уже умел их вычислять. Оставалось только дождаться новой ночи — и будет жатва, и будет охота.
Северус крутанул в пальцах револьвер и усмехнулся: кровавый след за ним тащился несколько месяцев или лет, или вечностей, а надобность в труде не пропадала. Люди не знали, кто берег их сон, кто был таинственным стрелком, испепеляющим тонкие пленочки вместо глаз.
Люди не знали, но священно боялись.
***
— Э-эй, тебя проводить? — тяжелая рука надавила на плечи и Сэму пришлось остановиться.
Они задержались в баре, перевернув его вверх дном несколько раз и вынудив хозяина расщедриться на самую вкусную выпивку в районе. Это была долгая, очень долгая ночь, вращающаяся вокруг получившего отгулы молодого солдата.
— Сэммуил! — взгрохотало правее. — Погоди.
Это Яков Доротти — местный полисмен, состоящий в близких отношениях с его матерью.
— Не иди один. У нас тут военных выкашивают не первый месяц, могут и тебя пришить.
— Бред. Зачем кому-то убивать меня?
Он не понимал, стремясь как можно скорее уйти от слишком взволнованного собеседника.
— Сэм, подожди в машине, договорились? Я сейчас захвачу куртку и поедем домой.
— Нет! — он вырвал плечо. — Ты мне не отец! С чего я должен позволять незнакомому мужику везти меня куда-то?
Доротти помрачнел: его зацепили слова двадцатилетки сильнее, чем он мог предположить. Но юная хмельная беспечность уже покрыла туманом голову перед ним. Сэм нахально улыбнулся, ткнул кулаком проходящего мимо дружка и развернулся, чтобы скрыться за первым же поворотом. Он не знал и не думал, какой страх бродил одновременно в тех же темных углах, как выжидающе переводил взгляд с одного пылающего фонаря на другой и дышал через раз.
— Всем привет! — раскланялся в идиотской манере Сэм и, под шум возликовавшей толпы, перешел дорогу.
— Если с этим паршивцем хоть что-нибудь случится, Марта оторвет мне голову, — Доротти глубоко вздохнул и, выдержав нужное расстояние, скользнул следом за мальчишкой.
Извилистыми путями, меняя одну подворотню на другую, Сэм продвигался вперед, желая как можно скорее оказаться дома, распахнуть окна, вслушаться в шум дорог и забыть, как дурной сон, маминого ухажера. Он не любил полисмена: слишком навязчивый, строгий, требовательный. Доротти едва ли понимал, что Сэму отец не нужен — хватало первого, чокнутого бейсболиста-янки, утекшего с командой куда-то на север Канады ко второй семье и новому, счастливому браку. Отцы всегда предают. Ему такого не надо.
— Черт, — Сэм раздраженно пнул булыжник.
Затрещав, он покатился вперед, ударяясь всем телом о шероховатый асфальт. Носок смутно знакомого черного ботинка вынырнул из темноты и остановил собой полет брошенного в отчаянии камушка. Что-то неясное, глухое и тревожное сквозило в выплывающем облике странного мужчины. Сэм остановился, вглядываясь в темноту, чтобы тут же отпрянуть: так страшно зажглись черные глаза на бледном лице.
— К-кто вы?
Его учили не бояться, стрелять, умирать. Но взгляд этих глаз впервые заставил Сэма умолять о пощаде. Он кинулся в сторону, попробовав отбежать на безопасное расстояние, но первая пуля коснулась плеча в момент маневра и слишком сильно развернула его, повалив Сэма на землю. Вскрикнув, он попробовал пережать горячую кожу пальцами.
— Отстаньте от меня! — это ужас поработил его дрожью.
Но Дьявол — а это был он — не желал останавливаться, подошел ближе, перезаряжая дымящееся оружие. Конец. Скорый, пьяный, несчастный. Сэм зажмурился, глотая слезы: он не был готов умереть в подворотне.
— Отойди от мальчика! — Яков!
Полисмен направил табельное оружие на монстра перед собой. Монстр наклонил голову, разглядывая плечи и торс мужчины, удивленно и в то же время отрешенно продолжая целиться в лежащего Сэма.
— Брось револьвер!
Полисмен держал его крепко, секунда — и он размозжит этот череп со свисающими черными волосами. Сэм попробовал вздохнуть, чувствуя, как быстро кровь расползается под рукавами парадной формы, которой он не успел похвастаться маме. Красные и фиолетовые пятна заплясали перед глазами, свет одинокого фонаря оторвался от своей жерди и взмыл высоко в воздух.
— Мм-м, — простонал Сэм, теряя сознание.
Уже не замечая, как в подворотню вваливаются другие полисмены, бьют лицом об асфальт Дьявола и поднимают на руки его самого. Хотя нет, на руки его взял Яков. Это Сэм сумел почуять, в бессознательном бреду прижимаясь тонкой щекой к дрожащей теплой груди.
— Еще секунда — и Марта бы меня убила, — шептал по привычке растерянный Доротти, передавая врачам живое тело своего сына.
Сына, который сегодня мог нелепо умереть по вине монстра в машине.
— Ты ответишь, — пообещал он пустоте в глазах, — за все ответишь.
***
Маятник качается все ниже, хотя как это возможно? Маятник. Он же не может искривляться вниз — только вправо или влево. Северус смотрит вперед на большие часы в коробке и делает вид, что не слышит вопросов нового человека в надоевшем халате белого цвета.
— Я не больной, — твердит он каждые пятнадцать минут, когда человек делает паузу, чтобы вдохнуть и попробовать убедить его снова — больной.
Когда-нибудь, и этот человек сдастся, ему на смену придет другой, в таком же белом халате, сядет напротив и будет уныло твердить, мол, вы, Северус Снейп, больны и психопатичны, вы….
— Вы, Северус Снейп? — прозвучало над ухом.
Он медленно повернул голову и слегла приподнял бровь в удивлении: в коричневом джемпере немолодой и не старый мужчина ответил ему спокойной улыбкой. Не заискивающей. Не испуганной.
— Я не больной, — поспешил ответить ему Северус, поскольку маятник на часах отмерил новые пятнадцать минут.