Я пытаюсь держать ее за руки, но она очень нервничает и отбивается от меня. В конце концов, пропустив удар от своей безумной сестры, я смотрю на Эрика и говорю:
- Мы должны отвезти ее в больницу.
- Не беспокойся, дорогая, - шепчет Эрик. – Я уже позвонил Марте, она ждет нас в своей больнице.
- Какой больнице? – встревоженно кричит сестра. – Я не доверяю немецкой медицине. Моя дочь должна родиться в больнице «12 октября» в Мадриде, а не здесь.
- Ну, Ракель, - вздыхаю я, - мне кажется, что девочка решила быть немкой.
- Нет…!
И, хватая Эрика за шею, она тянет его и, выйдя из себя, требует:
- Вызови самолет. Пусть он нас заберет и отвезет в Мадрид. Я должна родить там.
Эрик моргает. Он глядит на меня, а на меня опять нападет смех. Моя сестра беспомощно кричит:
- Булочка, пожаааааалуйста, не смейся!
- Ракель…, посмотри на меня, - шепчу я, стараясь не засмеяться. – Пункт первый: расслабься. Пункт второй: если девочке суждено родиться здесь, она появится на свет в самой лучшей больнице, потому что Эрик все устроит. И пункт третий: на счет моей свадьбы не беспокойся, до нее осталось еще десять дней.
Эрик с серьезным лицом, в подавленном от всего происходящего состоянии, просит Симону присмотреть за детьми. Потом, не обращая внимания на жалобы моей сестры, он берет ее на руки и сажает в машину. Через двадцать минут мы приезжаем в больницу, где работает моя невестка Марта. Она нас ждет. В то же время сестра продолжает настаивать. Девочка не может родиться здесь.
Но природа берет свое, и через пять часов в Германии на свет появляется чудесная девочка весом почти три килограмма. После того как я прошла с сестрой тяготы родов, потому что она отказалась остаться в операционной одна с незнакомыми людьми, говорящими на непонятном языке, я взъерошенной вышла к отцу и Эрику и посмотрела на них. Оба мужчины очень серьезны. Они встают, я подхожу к ним и сажусь.
- Боже, это было ужасно!
- Дорогая, - беспокоится Эрик, - как ты себя чувствуешь?
Продолжая переживать увиденное, я шепчу:
- Это было кошмарно, Эрик…, кошмарно. Посмотри, у меня вся шея в волдырях!
Я беру лежащий на столике журнал и глубоко вдыхаю. Как жарко!
- Смугляночка! – ворчит отец, - перестань болтать глупости и скажи мне, как твоя сестра.
- Ай, папа, извини! – вздыхаю я. – Ракель и ее дочка чувствуют себя великолепно. Девочка весит почти три килограмма, и Ракель плакала и смеялась, когда ей ее показали. Это великолепно!
Эрик улыбается, отец тоже, и потом они обнимаются и поздравляют друг друга. Но меня увиденное выбило из колеи.
- Девочка прекрасна…, но я…, мне плохо.
Меня испуганно хватает Эрик. Отец забирает у меня журнал и машет им у меня перед носом. Я слабым голосом говорю:
- Эрик.
- Да, родная.
С выпученными глазами я гляжу на него.
- Пожалуйста, дорогой. Не заставляй меня проходить через это.
Эрик не знает, что сказать. Его тревожит то, в каком я сейчас состоянии, а отец издает смешок.
- Угу, смугляночка! В этом ты вся в мать.
Когда тошнота проходит, и я опять становлюсь самой собой, отец смотрит на меня:
- Еще одна девочка. Почему я всегда окружен женщинами? Когда у меня появится внучок?
Эрик глядит на меня. Отец глядит на меня. Я, поморгав, проясняю им ситуацию:
- Не смотрите на меня так. После того, что я увидела, я не хочу иметь детей. Ни за что!
Через час, когда Ракель уже перевели в прекрасную палату, мы все трое заходим ее навестить. Маленькая Лусия просто прелестна, и у Эрика, глядя на нее, слюнки текут.
Я, открыв рот, наблюдаю за ним. С каких это пор он так полюбил детей? Попросив разрешения у Ракели, он нежно берет девочку на руки и говорит мне:
- Дорогая, я тоже хочу такую!
Отец улыбается. Моя сестра тоже, а я очень серьезно отвечаю:
- Ни за что!
Вечером отец настаивает на том, чтобы остаться на ночь с девочками в больнице. Когда он со мной прощается, я называю его «наседкой», и он смеется. Мы с Эриком одни возвращаемся в его автомобиле домой, я очень устала. Эрик под звучащую по радио какую-то песню на немецком языке молча ведет машину, а я довольная тем, что все закончилось благополучно, гляжу в окно. Неожиданно, когда мы доезжаем до нашего квартала, Эрик останавливает автомобиль на обочине.
- Выходи из машины.
Я удивленно моргаю и смеюсь.
- Ладно, Эрик. Чего ты хочешь?
- Выйди из машины, детка.
С улыбкой на лице я подчиняюсь. Я догадываюсь, что он собирается сделать. А затем начинает звучать “Blanco y negro” Малу, и Эрик, увеличив звук до максимума, встает передо мной и спрашивает:
- Потанцуешь со мной?
Я улыбаюсь и обхватываю его руками за шею. Эрик прижимает меня к себе, а голос Малу в это время поет:
Tú dices blanco, yo digo negro.
Tú dices voy, yo digo vengo.
Miro la vida en colores, y tú en blanco y negro.
- Знаешь, детка?
- Что, верзила?
- Сегодня, увидев малышку Лусию, я подумал, что…
- Нет… Даже не смей просить меня об этом! Я отказываюсь!
Черт! Сказав последнюю фразу, я вспомнила о сестре. Какой ужас! Эрик улыбается, еще сильнее обнимает меня и шепчет:
- Тебе бы не хотелось иметь маленькую девочку, которую ты бы учила водить мотоцикл?
Я смеюсь и отвечаю:
- Нет.
- А мальчика, чтобы учить его кататься на скейтборде?
- Нет.
Мы продолжаем танцевать.
- Мы никогда об этом не говорили, детка. Но тебе не хочется, чтобы у нас были дети?
Ради всего святого, зачем нам было об этом говорить? И, глядя на него, я тихо отвечаю:
- О, боже, Эрик! Если бы ты видел то, что видела я, ты бы понял, почему я не хочу их иметь. Из тебя выходит это… огромное…, огрооооомное, и должно быть, это ужасно больно. Определенно, я не хочу. Нет, не хочу иметь детей. Если ты захочешь отменить свадьбу, я тебя пойму. Но не проси меня прямо сейчас думать о детях, потому что мне не хочется это даже представлять.
Мой парень улыбается, улыбается… и, поцеловав меня в лоб, шепчет:
- Ты будешь исключительной матерью. Достаточно лишь посмотреть, как ты обращаешься с Лус, Флином, Трусом, Кальмаром и как смотришь на малышку Лусию.
Я молчу. Я не могу ничего произнести. Эрик заставляет меня продолжить танец.
- Я не собираюсь отменять свадьбу. А теперь закрой глаза, расслабься и потанцуй со мной под нашу песню.
Я делаю то, о чем он просит. Я закрываю глаза. Расслабляюсь и танцую с ним. Я наслаждаюсь этим.
Через четыре дня Ракель выписывают, а еще через два выписывают и маленькую Лус. Несмотря на то, что она родилась раньше срока, малышка оказалась крепенькой, а выглядит, как настоящая куколка. Отец не перестает повторять, что она похожа на меня, и правда, она смугленькая, и у нее мои носик и ротик. Она просто красавица. Каждый раз, когда Эрик берет девочку, он глядит на меня приторно-сладким взглядом. Я отрицательно мотаю головой, а он лопается от смеха. Мне это неприятно.
Проходят дни, и наступает день свадьбы.
Утром я впадаю в самую настоящую истерику. Что я тут делаю одетая, как невеста?
От сестры нет никакого толку, племянница – та еще заноза в заднице, и только папа в конце концов расставляет все по своим местам. Он всегда так делает, когда мы с сестрой оказываемся вместе. Я так нервничаю из-за свадьбы, что даже готова сбежать. Папа, когда я ему об этом рассказываю, успокаивает меня. Но едва я захожу в переполненную церковь Святого Каэтано под руку с взволнованным отцом, одетая в прекрасное открытое белое платье, и вижу своего Айсмена, ожидающего меня в смокинге у алтаря и красивого, как никогда, я понимаю, что рожу ему не одного, а тысячу детей.
Церемония была совсем короткой. Так попросили мы с Эриком, и как только мы выходим, друзья и родственники забрасывают нас рисом и лепестками белых роз. Эрик меня с любовью целует, и я счастлива.