Я продолжаю хмуриться и завожусь на полную катушку. Несмотря на счастье,
которое меня переполняет, счастье быть с человеком, которого я обожаю, мои гордость и
гнев никуда не делись. И Эрику это известно.
- Джуд… Я сожалею о том, что случилось. Ты была права. Я должен был просто
поверить тебе и не задавать больше никаких вопросов. Но иногда я становлюсь
тупоголовым упрямцем.
- Что заставило тебя поменять свое мнение?
- Жар, с которым ты отстаивала свою правду. Именно это заставило меня понять,
что я ошибался в тебе. Еще до того как ты ушла, я понял, что совершил громадную
ошибку, любимая.
Иногда мужчины все-таки заслуживают, чтобы их хорошо ударили кирпичом по
голове.
- Убеди меня…
Эрик смотрит на меня, не произнеся больше ни слова, и я проклинаю сама себя.
«Убеди меня?». Почему я это сказала? Боже, песня совсем затмила мне разум. Хоть бы
она уже, наконец, закончилась. И не дав ему ответить, я рычу:
- И поэтому была вынуждена уволиться с работы и вернуть тебе кольцо?
- Ты не уволена и...
- Нет, уволена. Никогда в жизни я не собираюсь возвращаться в твою проклятую
фирму.
- Почему?
- Потому. Ах! Хотя, конечно, я рада, что ты выкинул на улицу мою бывшую
начальницу. И прежде чем ты начнешь настаивать, нет. Я не вернусь в твою компанию,
понятно?
Эрик соглашается, хотя на какое-то время о чем-то задумывается. Наконец, он
решает высказаться:
- Я не позволю тебе и дальше работать официанткой ни в этом пабе, ни в каком
другом месте. Я ненавижу, когда на тебя смотрят другие мужчины. Я собственник, и
защищаю свою территорию, и ты…
Ошеломленная этим приступом ревности, который в глубине души заводит меня
на все сто, я бросаю ему:
- Послушай, красавчик, сейчас в Испании большая безработица, и, как ты
понимаешь, раз уж мне приходится зарабатывать на жизнь своим трудом, я не могу себе
позволить воротить нос от такой работы. Но, в любом случае, я не хочу об этом говорить.
Эрик своим видом демонстрирует согласие.
- Что касается кольца…
- Мне оно не нужно.
Вау, что я говорю! Сама себе удивляюсь.
- Оно твое, любимая, - тактично, мягким голосом отвечает Эрик.
- Мне оно не нужно.
Он пытается поцеловать меня, но я делаю головой резкий выпад вперед, и, не дав
ему ничего сказать, сыплю бравадой:
- Не надоедай мне со своими кольцами, совместной жизнью, переездами и всей
этой чушью. Так случилось, что ты сломал мне жизнь, и сейчас мне не надо ни твоих
колец, ни статуса невесты, понятно?
Он снова соглашается. Его покорность меня изумляет. Он действительно так меня
любит? Песня заканчивается, и звучит «Нирвана». Очень кстати! Пора заканчивать с
романтикой.
Между нами висит напряженная тишина, но Эрик не сводит с меня глаз. Наконец я
вижу, что уголки его губ начинают двигаться, и он произносит:
- Ты так же смела, как и прекрасна.
Пытаясь не рассмеяться, я поднимаю бровь.
- Что это? Грубый подхалимаж?
Моя последняя фраза заставляет Эрика улыбнуться.
- То, что ты тогда сделала в офисе, потрясло меня до глубины души.
- Что именно? Рассказала правду о том, какая идиотка моя бывшая начальница?
Уволилась с работы?
- Все это и еще то, как ты меня послала к черту перед моим директором по
персоналу. На будущее, больше так не делай, а то я потеряю авторитет в собственной
компании. Понятно?
На этот раз уже я соглашаюсь и улыбаюсь. Он прав. Это было совсем нехорошо.
Молчание.
Эрик смотри на меня в ожидании, что я его поцелую. Я знаю, что он требует моей
близости. Я вижу это по тому, как он на меня смотрит, но не хочу облегчать ему жизнь.
- Ты, и правда, так сильно меня любишь?
- Даже больше, - шепчет он, зарываясь носом в мою шею.
Мое сердце трепещет, его запах, его близость, его уверенность начинают пробивать
во мне брешь. Я хочу только одного, чтобы Эрик раздел и взял меня. Чувствовать его тело
рядом с собой невыносимо, но я решительно настроена сказать ему то, что должна, и
поэтому отхожу от него подальше и шепчу:
- Я хочу, чтобы ты знал, что я очень на тебя обижена.
- Мне жаль, моя девочка.
- Ты заставил меня страдать.
- Мне жаль, детка.
Он снова принимается за свое.
Его губы целуют мое обнаженное плечо. О бооооже, как мне это нравится!
Но, нет. Он должен отведать свое собственное лекарство. Он этого заслуживает.
Поэтому, глубоко вздохнув, я говорю: