Свалившиеся тогда беды сильно надорвали нас с Даниэль. Мы держались друг за друга. Нужно было лезть наверх и выкарабкиваться из этой адовой ямы изо всех сил несмотря ни на что, ни на слёзы, ни на боль, ни на страдания. Нельзя поддаваться панике, надо ежеминутно помогать друг другу и не давать сорваться с резьбы. Мы не понимали, почему и за что (?!) вдруг это всё стало происходить, как запустился этот дьявольский механизм, но мы с Даниэль точно знали, что сейчас это нужно пережить, а осознание придёт потом, может быть когда-нибудь, но потом.
Спустя дней десять после нокаута Хью я проснулся среди ночи в испуге, почуяв во сне новое несчастье, и увидел стоявшую у окна Даниэль. Было холодно. Присутствие смерти в воздухе комнаты сковало моё сознание.
Даниэль отречёно смотрела на светящийся ночной город и, услышав моё приближение к ней, не шевельнулась, а тихо сказала, что увидела плохой сон. Она мне не рассказала его, но произнесла только, что теперь Они (те, которые управляют всеми нами с небес) доберутся до неё и тогда всё закончится. В этот момент Даниэль была необъяснимо спокойна и отчуждена и от меня, и от реальности, словно приняла эту новость как должное.
На следующий день, когда Даниэла навещала в больнице Тину, ей позвонил вечно задроченный дирижёр её оркестра и предупредил о том, что он входит в её положение, но контракт есть контракт, и его нужно либо выполнять, либо разорвать. Последний месяц Даниэль не работала и пропустила начало ежегодного турне по Америке в самый неподходящий для театра период. Это был июнь, и до десятого июля артистам и, сопровождавшим их музыкантам, необходимо было по-быстрому посетить ещё три страны. В это время я их называл табором. Они все уже устали и хотели скорее вернуться домой на двухмесячные каникулы. Как всегда некоторым из них удавалось закосить под заразившихся гриппом, некоторые смогли заболеть расстройством желудка и так далее. Конечно, «больных» отпускали домой, но при условии их замены. И Даниэль согласилась к ним приехать, успокоив и убедив меня тем, что работа сейчас пойдёт ей на пользу. Всего-то пару недель?
Она догнала театр и звонила мне каждые пять часов и днём, и ночью. Постепенно Даниэль стала чувствовать себя лучше, её голос изменился, свидетельствуя о возвращении к жизни. Слава Богу, – думал я и радовался, слушая подробности о том, как проходили концерты. Такая смена декораций обязательно ей была нужна, всё к лучшему. Я ежедневно проведывал Тину, которая медленно, но шла на поправку, и успокаивал её хорошими известиями от дочери.
И вот уже гастроли подходили к концу, и на днях театру, как и каждый год, оставалось прибыть на заключительный концерт в Пуэрто-Рико. Добраться туда можно было по воздуху в течение трёх часов или по воде за двое суток. Музыканты всегда разбивались на две группы. Одна их часть летела на самолёте, а другая, которая переносила качку и желала отдохнуть, наслаждаясь свежим морским воздухом и загорая на Солнце, пересекала по краю Атлантический океан вдоль западного побережья на небольшой, но комфортабельной яхте. Даниэль всегда выбирала морской путь.
Это было 5 июля, а 6 числа мои часы вдруг остановились и не шли несколько часов с 11:47 до часов двух дня. Потом они неожиданно сами пошли, и я подвёл стрелки, сверив точное время в интернете. Ещё через один час и четырнадцать минут мне позвонили. Женский голос сотрудницы какой-то федеральной службы спасения сообщил, что яхта, на борту которой вместе со всеми находилась Даниэль, исчезла в океане семнадцать часов назад и судно до сих пор не могут обнаружить, несмотря на то, что погода наладилась, и высота волн уже не превышает 2 баллов. Просили не волноваться.
С того дня «6 июля» на моих часах не меняется, но часы идут и время показывают правильно.