Все закончилось. И старик остался один в своем доме. И опять вечером он сидел у крыльца и смотрел на окружающий его мир, но теперь из глаз его текли слезы. И вдруг он вспомнил о том человеке в сарае. Вспомнил и понял, кто это. Медленно вошел Ираклий в дом и долго смотрел на старинное оружие, развешанное на стене. Это была память об отце и деде. А потом также медленно он вышел из дома и пошел к сараю. Когда Ираклий открыл сарай, то увидел огромные испуганные глаза ребенка. Худенькая фигурка скорчилась в углу. С ужасом и тоской мальчик смотрел на старика. За три дня он, сидя в сарае, слышал и похоронную музыку, и плач, и разговоры. Он понял, в чьем доме находится и ждал расплаты. Старик Ираклий помолчал, а потом тихо сказал: "Выходи". И ушел. Мальчик выбрался из сарая и подошел к старику. "Прости, отец. Я виноват. Я сам пойду в милицию и все расскажу", - обратился он к Ираклию. Не глядя на мальчика, старик провел его в дом и велел поесть и выпить вино, помянув Томаза. А потом, все также не глядя, спросил, кто он, сколько ему лет, с кем живет.
Оказалось, что парнишке 16 лет. Несколько лет назад погиб в горах отец, мать умерла раньше. Он - один как перст. Ни родных, никого. Только пятилетняя сестренка, которую он растит. Работает в совхозе. Конь был памятью об отце, которого он обожал, а Томаз грубо посмеялся, назвав коня клячей. Он, конечно, не прав и пойдет сейчас же в милицию. Старик молчал, долго молчал. Наконец, медленно, ворочая слова как камни, сказал: "Сейчас стемнеет и ты поедешь домой. Постарайся, чтобы тебя никто не видел. Привезешь девочку ко мне. А сам спрячешься на время, пока люди все забудут". Старик помолчал и продолжал: "Я покажу тебе, где спрятаться". Старик замолчал, а мальчик, боясь пошевелиться, стоял рядом и смотрел на него. "Господи, помоги мне", - прошептал Ираклий, подняв глаза к звездному небу и наконец посмотрел на худенького, дрожащего паренька. "А когда все успокоится, ты придешь к нам, сынок..."
- Так это был старик Ираклий? А девочка - сестра того паренька? - наперебой спрашивали мы проводника. - А почему ты не предупредил, что заедем к нему?
- Он не любит, когда его рассматривают, хвалят, начинают расспрашивать, - отвечал проводник.
- А где тот паренек?
- Он учится в техникуме, в городе. Постоянно навещает Ираклия и сестру.
Спутники мои обсуждали, ахали, восхищались. А я вспоминала голубые ласковые глаза старика, улыбку и маленькую девчушку, не отходившую от него ни на шаг. Я еще тогда подумала: какой мир и покой, какая любовь в этой семье.
Теперь же я думала о другом. Как часто под конец жизни нас мучает то, что мы не все сделали. Как будто в картине нашей жизни не хватает некоего штриха, мазка. И как мучительно ищем мы краски, чтобы положить последний штрих. И часто не найдя, так и уходим с сознанием незавершенности. Старик Ираклий оказался мудр. Он спросил совета у Главного Критика наших полотен.
Летний ветер, наполненный ароматами трав и цветов, солнечным теплом и отблесками небесной синевы, пением птиц, шорохами и вздохами мира, обнимал нас за плечи, трепал волосы, ласкал лица. Главный Художник продолжал писать Свое великое полотно.
"Возьмите меня в заложники..."Вечером в магазине исправительно-трудовой колонии в городе Плавске Тульской области работали две женщины: продавец и бухгалтер. Перед самым концом рабочего дня в магазин ворвались двое осужденных, вооруженных заточками, и захватили женщин в заложницы. Бандиты требовали передать им два автомата, гранаты и предоставить автобус для выезда из колонии. В случае невыполнения требований угрожали убить заложниц. Для этого они приготовили найденные в магазине ножи и соорудили виселицу. Переговоры с начальством не увенчались успехом. Узнав о случившимся, на место происшествия приехал священник и... попросил допустить его к бандитам...
Чтобы не томить читателя, скажу, что в конце концов пришлось пойти на крайнюю меру - штурм магазина; заложницы были освобождены, бандиты уничтожены, жертв среди сотрудников колонии и группы захвата не было. Однако речь сейчас о другом. О том, что участвовавший в переговорах священник, отец Василий Захаров, предложил взять в заложники себя вместо одной из женщин, которая была беременна...
Вот что рассказывает сам отец Василий: "Я пытался спасти пять жизней: заложниц, еще не родившегося младенца и самих преступников, но удалось спасти только три. До сих пор эти ребята стоят у меня перед глазами. Они в тот момент утратили все человеческое. Мы с отцом Ефремом - иеромонахом, пришедшим вместе со мной, уговаривали их, использовали все свое красноречие, вспоминали все новые и новые примеры из Священного Писания, житий святых, рассказывали о том, как грешники, разбойники и убийцы обращались к Богу, каялись - и становились праведниками. Но до этих душ невозможно было докричаться. Теперь мы можем лишь молиться об их спасении. И вы знаете, кто это сделал первым? Та беременная женщина, Жанна, над которой они издевались, то угрожая прирезать, то заставляя выпить с ними водки. Она пришла ко мне в церковь, поставила свечки, заказала панихиду о упокоении своих мучителей. Потом я крестил ее сына. Здоровенький родился мальчик. Не чудо ли это? Ведь после такого нервного потрясения могло случиться все, что угодно. Не награда ли это Жанне за ее молитву, за то, что она по-христиански врагов своих не возненавидела? Другая же женщина после этого два месяца пролежала в больнице.