Выбрать главу

Поэтому Рыбоконь был обречен.

-- Нестор, -- помнится, поинтересовался Берендеев, узнав, что Рыбоконь "перекачал" на свои личные счета пятьдесят миллионов долларов, вырученные за импорт продовольствия (эти деньги должны были пойти на выплату процентов по самому массовому депозиту "Сет-банка" -- "народному вкладу", но не пошли по причине очередного -- какого по счету? -- краха банковской системы, девальвации рубля, денежной реформы -- на сей раз рубль намертво "привязали" к польскому злотому -- и, естественно, смены правительства), -- зачем тебе столько денег? Или ты думаешь, что доллар вечен?

Странно, но, становясь богаче, Рыбоконь не становился веселее и увереннее в себе. Похоже, он ясно осознавал неизбывную тщету мира у ног. Ведь, в сущности, исполнение желаний было не чем иным, как наивысшей точкой грусти. С нее неизбежно начиналось соскальзывание. Куда? Каждый добившийся исполнения желаний соскальзывал по сугубо личной траектории. "Надо подарить ему ящик водки "Грусть" или ящик бренди "Омбудсмен"", -- подумал Берендеев.

-- Я хочу приобрести лоскуток туринской плащаницы, -- ответил Рыбоконь, -все уже на мази, ребята устроят там пожар и, спасая бесценную реликвию, отхватят ножницами нужный кусочек. Я отправлю его в лабораторию в Цинциннати, чтобы они реконструировали ген Иисуса Христа, если, конечно, этот парень, чье изображение проявилось на плащанице, -- Иисус Христос. Потом я попрошу их синтезировать два гена -- его и мой -- в один. Но это еще не все, -- продолжил Рыбоконь, и у Берендеева возникло ощущение, что он над ним издевается. -- Я также намерен завершить давнее свое исследование: почему ворон живет триста лет и три года? Мне доподлинно известно, что он живет так долго потому, что его желудок функционирует по принципу морозильной камеры: температура в нем опускается до минус семидесяти, вымораживая все без исключения бактерии из любой пищи, пусть даже это самая гнусная падаль. Людям всегда казалось, что жизнь -- это свет и тепло, но, оказывается, жизнь -- это вонючая ледяная тьма внутри желудка ворона. Я хочу вернуться в жизнь не просто новым Иисусом Христом, но... Иисусом Христом, который научит людей жить триста лет! Разве моя программа не стоит жалких пятидесяти миллионов долларов? -- почти что весело рассмеялся Нестор Рыбоконь.

Берендеев подумал, что точка соскальзывания Рыбоконя стара как мир и имя этой точки -- безумие.

-- А... каким образом ты хочешь вернуться в жизнь? -- помнится, поинтересовался он.

-- Старым как мир, -- внимательно посмотрел на него Рыбоконь. Берендеев понял, что он читает его мысли. Пусть читает, подумал Берендеев. И еще подумал, что мысль, вырванная из контекста, -- это не ключ, как полагает читающий, но всего лишь бессмысленный (и быстро надоедающий) брелок. -- Когда я почувствую, что время подходит, я... женюсь на подходящей девушке, которая после внеполового, так сказать, оплодотворения воспроизведет меня в новом виде.

-- Как дева Мария... -- задумчиво произнес Берендеев.

-- Таким образом, -- продолжил Рыбоконь, -- у меня будет возможность воспитать себя самого -- будущего. То есть я успею объяснить и рассказать себе -- будущему -- все, что посчитаю нужным.

"Свинец в золото, -- подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев, -- золото -- в вечную жизнь, точнее, в эликсир божественной молодости, и чтобы гомункулус был на посылках!" В сущности, алхимическая программа Рыбоконя представляла собой подобие того самого круга, с помощью которого он выбрался из финансовой ямы. "Впрочем, -- спохватился Берендеев, -- о гомункулусе, кажется, разговора не было. Но и без гомункулуса было никак. Кто, кроме гомункулуса, может дать смертному человеку совет, равно лежащий по ту сторону человеческого и божественного опыта? Боже мой! -- ужаснулся писатель-фантаст Руслан Берендеев. -- Неужели в случае Рыбоконя гомункулус -- это... я?"

-- Ну да, -- заметил он, -- ты -- Бог-отец и Бог-сын в одном лице, истинный же Иисус -- Святой Дух. Как я понимаю, ты выносишь его за скобки.

-- Двоица -- это ясность, определенность, -- объяснил Рыбоконь. -- Троица -- уравнение, пуля со смещенным, отсутствующим, мистическим центром. Если хочешь знать, многие беды России проистекают из-за того, что она исповедует троицу -- во всем: третий путь, третий Рим, третий глаз, третий пол -- то есть стремится к чему-то такому, чего... нет.

Однако же сам он, подобно тому как соединял в едином алхимическом действии все три цели (золото, эликсир молодости, гомункулуса, хоть о нем и не было разговора), намеревался слить в едином экстазе опять-таки три главные сущности: себя (собственное сознание), Бога и Вечность.

Берендеев понял, что Нестора Рыбоконя губит не что иное. как мания величия. Человек, претендующий на равенство с Богом и Вечностью, неминуемо растирается этими жерновами в пыль, труху -- в ничто. И не могут его спасти ни крылья, ни воронов желудок -- морозильная камера. Разве что, подивился совершенно неожиданной мысли Берендеев, реторта, где... гомункулус?..

Мысленно он восхитился интуицией Нестора Рыбоконя, меняющего смертный мир у ног на крылатое бессмертие морозильной камеры.

Но он опоздал с обменом.

И похоже, знал об этом.

Иначе с чего ему быть таким грустным?

...Самое удивительное, что Берендеев, проживший за это время тысячу жизней, разгадавший все (или почти все) тайны бытия, дошедший в делении сущностей до атома, а в умножении -- до Вселенной, все еще стоял на балконе, глядя на синюю девятку Останкинского пруда, на медленно ползущий сквозь осенние листья иглу-трамвай.

Вне всяких сомнений, время стояло.

Вне всяких сомнений, оно летело.

А может, стояло летя.

Или -- летело стоя.

Кем был в этой жизни Руслан Берендеев?

В одной своей жизни он был безмерно богат, бесконечно уверен в себе, ездил то на джипе "тойота-лексус", то на "вольво-850", а иногда -- на сине-сером, как компьютерный экран или застывший пепел, "рено", который держал на платной стоянке возле дома. Обедал в дорогих и, как правило, пустых ресторанах. Носил в кармане пиджака крохотный телефон, который вдруг начинал пищать, как голодный птенец. Встречался с разного рода людьми, договаривался с ними о разного рода вещах, которые на первый взгляд были темны и запутанны, на второй же -- просты как те самые два пальца: как получить товар без предоплаты; как подвести его под таможенные льготы; как занизить в налоговых документах его стоимость; как реализовать его максимально быстро и по максимально возможной на данный момент цене; и, наконец, как поделить чистую прибыль. Главное же (ибо не существовало в реформируемой России иного способа сделаться богатым) -- где, как, на каких условиях заполучить очередной кредит? Без и вне кредита любая экономическая (и не только) деятельность в реформируемой России представала бессмысленной, как... деньги при коммунизме.

В другой своей жизни Берендеев был похабно (то есть в высшей степени непристойно, но, увы, почти что закономерно для любящего мужчины) обманутым, выставленным из семьи мужем. За его спиной была изменница-жена и несчастные брошенные (им и ею) дочери. Он был стопроцентно несчастным человеком, потому что по-прежнему любил изменницу-жену, жалел дочерей, но жил отдельно; занимался не тем единственным, что приносило ему радость и душевный покой, -сочинением книг, -- но позорным бизнесом. Более того, настолько освоился в гадком этом деле, что был почти что готов передать в руки иностранного капитала всю (точнее, то, что от нее осталось) российскую металлургию. Таким образом, любовь к жене, жалость к детям, сладкие муки творчества -- все это выносилось за скобки его сущности. Жадность (если отбросить маскирующие одежды) являлась последним и окончательным стержнем, вокруг которого крутилась истинная его сущность.

Берендеев подумал, что Бог и Вечность дали ему по сущности. У Бога -- он ничтожная гадкая вошь, которую Бог тем не менее жалеет и которой оставляет шанс покаяться. У Вечности же (то есть на территории, где нет души) он... любимый сын, которому она (пока?) позволяет почти что все. Таким образом, вновь умножил (разделил) выявленную сущность Берендеев, Вечность держит его... его собственной жадностью. В самом деле, зачем ему столько денег, почему он тратит жизнь на их приобретение?