- Ты совершенно правильно меня понял, - не без удовольствия подтвердил Рыбоконь. Мягко говоря, он был толерантен к лести.
- Кто же этот человек? Кто приведет народ к истинной демократии? воскликнул Берендеев, в общем-то зная ответ.
- Два человека, - донеслось до него из белой пеликаньей рамки на урезе моря.
- Два? - растерялся Берендеев. - Одного я знаю. Это ты. Но кто второй? Надеюсь... не я? Нестор, зачем тебе второй? Большое дело надо делать в одиночку!
- Ты? При чем здесь ты? - не без надменности поинтересовался председатель совета директоров "Сет-банка". - Не ты. Но второй нужен. Без него никак.
- Не томи. Кто он? - осушил бокал до дна Берендеев. Разговор стал напоминать ему сцену из пьесы Ионеско. "Второй" мог оказаться кем угодно: его величеством императором цыган, очередным президентом России, миллионным по счету посетителем "Макдональдса" на Тверской, а то и... не человеком вовсе. Берендеев почувствовал что-то вроде обиды. Почему это он не может быть этим вторым?
- Иисус Христос, - ответил Рыбоконь.
- Ну да, - перевел дух Берендеев, - как я сразу не догадался? Кто же еще?
- Хочешь, скажу, почему люди в нашей стране ненавидят демократию и, так сказать, сопутствующие ей газы - перманентную экономическую реформу, политическую борьбу, парламентскую говорильню, свободную прессу, похабствующее телевидение, ну и так далее? - спросил Рыбоконь.
- Полагаю, потому, что все это заслуживает ненависти, - почти что в духе героев Гомера и Тацита ответил Берендеев.
- Отнюдь, - покачал головой (Берендеев догадался по отраженному блюдечками-очками лунному блику) Рыбоконь. - Люди ненавидят демократию исключительно в силу собственного несовершенства. Видишь ли, они слишком глупы, чтобы заниматься бизнесом, слишком ленивы, чтобы честно и много трудиться в качестве наемных служащих, слишком продажны, чтобы сколько-нибудь долго заниматься политикой, слишком умственно несамостоятельны, чтобы не читать свободную прессу, и слишком порочны, чтобы не смотреть похабствующее телевидение. Дело, таким образом, не в демократии, а в самих людях.
- Но ведь их такими создал Бог, - заметил Берендеев.
- Но ведь Бог создал все. значит, он создал и демократию, - возразил Рыбоконь. - Разве Бог виноват, что люди ищут и находят возможности для собственного ухудшения при любом общественно-политическом строе?
- Ты полагаешь, что Бог, управляя сущим, придерживается демократических норм? - спросил Берендеев.
- Полагаю, что да, - ответил Рыбоконь, - но люди, видишь ли... находят разного рода лазейки. Мне кажется, - добавил после паузы, - внутри мироздания имеет место некое... разделение властей.
- Ну да, на законодательную, исполнительную и судебную, - продолжил мысль Берендеев. - Бог - какая ветвь власти?
- Во всяком случае, не законодательная, - ответил Рыбоконь. - И совершенно точно не исполнительная. Мы-то с тобой знаем, кто в нашем мире осуществляет функции исполнительной власти...
- "В закате рожденный, исполни желанье"... - процитировал Берендеев первую строчку малоизвестного средневекового заклинания, переведенного на русский язык поэтом Брюсовым.
- "Дай денег, дай власти и дай наслажденье"... - к немалому его удивлению, продолжил Рыбоконь.
- Тогда остается судебная, - сказал Берендеев.
- Судебная, - подтвердил Рыбоконь, - но достаточно ли хорошо она осуществляется?
- Узнаем, - посмотрел на темное, как прокурорская мантия, небо Берендеев, - рано или поздно обязательно узнаем, этого суда никому не избежать.
- Но если кто-то олицетворяет законодательную власть, которая, как известно, превыше исполнительной и судебной, - продолжил Рыбоконь, - значит, этот кто-то обладает правом объявлять амнистию, то есть отменять даже не приговоры суда, но... сам суд...
- Надеешься попасть под амнистию? - усмехнулся Берендеев.
- Я хочу понять, кто ее объявляет, - строго посмотрел на него Рыбоконь, как если бы Берендеев знал, но по какой-то причине не открывал эту тайну партнеру по бизнесу. - Вроде бы чепуха, - продолжил банкир, - упражнение досужего ума, а если вдуматься - главнейшая и важнейшая проблема, в сравнении с которой полеты к звездам - тьфу! - смачно плюнул на гальку.
- По-твоему, получается, что Бога назначил судьей этот... невидимый парламент? - уточнил Берендеев. - Ты хочешь сказать, что, если назначил, может и... отозвать?
Звезды как будто опустились еще ниже. Некоторые определенно скользили по поверхности моря. Берендееву не мог отделаться от ощущения, что Бог где-то тут, рядом, скользит по ночной соленой воде на роликах звезд. Оттягивает неизбежный отзыв, подумал Берендеев, цепляется за полномочия...
- Сдается мне, - понизил голос Рыбоконь, - что в этом парламенте не только нет, так сказать, консенсуса, но вообще... один депутат не ведает, чем занимается другой...
- Однако какие-то решения принимаются, - заметил Берендеев.
- Да, - согласился Рыбоконь, - но механизм их принятия вне человеческого и не только - понимания.
- И стало быть, вне демократии? - предположил писатель-фантаст Руслан Берендеев.
- А может, - спросил Рыбоконь, - суть демократии в том, что каждый берет себе столько, сколько может? Может, кто-то в этом невидимом парламенте взял слишком много полномочий? А сейчас... не справляется?..
- И что из этого следует? - Берендеев вдруг явственно услышал, как трещат в кустах цикады. Он подумал, что все время слышит этих цикад, но ни разу не видел, какие они.
- Из этого следует, что кое-что перепало и нам, - ответил после паузы Рыбоконь.
- Боюсь, что не очень много, - заметил Берендеев.
- Как сказать, - возразил Рыбоконь, - верить в Него, то есть любить и... умереть. Много это или мало?
...Помойная бабушка, похоже, посчитала, что достаточно оторвалась от интеллигентно преследующего ее писателя-фантаста Руслана Берендеева. Далеко впереди ее фонарик обнюхивал дальнюю и весьма перспективную, по мнению Берендеева (хотя он и не являлся специалистом в этом вопросе), кучу строительного мусора у трамвайных путей. Там возводили то ли банк, то ли отель. Похоже, бабушку заинтересовали отходы стройматериалов. Но вот блуждающий фонарный огонек испуганно сместился в сторону Останкинского пруда, запутался в фиолетовых в ночи кронах кустов и деревьев, погас. Бабушка вновь засекла Берендеева. "Черт возьми, - подумал он, - разве я виноват, что кратчайшая дорога к подъезду проходит мимо стройки?"
Берендеев вдруг увидел собственную тень в неверном желтом свете лампы над трамвайным кольцом у пруда. Расстегнутый, шевелящийся на ветру плащ придавал ему сходство с косматым зверем. Растрепанные волосы стояли над головой, как рога. Каблуки на ботинках странным образом сделались выше и короче - одним словом, превратились в копыта. Берендеев обнаружил в себе - теневом совершенно невозможное сходство с... крылатым ослом из сомнительного вулканического золота. Не удивительно, что бабушка (Божья, как выяснилось, душа) бежала от него, как от беса из преисподней. "Но ведь она должна знать, рассеянно подумал Берендеев, - что от него убежать нельзя. Наверное, она приняла меня за конкурента - ходока по помойкам. У них суровые нравы".
Неожиданно (или ожидаемо) в данном уподоблении ему увиделся более глубокий смысл. Тучи крылатых ослов летали над страной, как будто превращенной в развалины, огромную помойку, гору мусора. На первый взгляд магический, но на самом деле давно просчитанный и прекрасно исследованный эффект "горы мусора" состоял в том, что помещенная в нее даже стопроцентно новая, супердорогая (какой нет в других странах) вещь как бы автоматически сбрасывалась с качелей спроса и предложения, выносилась за формулу цены, представала чем-то не имеющим ценности. Научное открытие, выявляющее неизвестный закон природы, революционная технология, помещенные на гору мусора, стоили ровно один доллар.
Воистину это была волшебная гора.
Одни как по волшебству теряли.
Другие - приобретали.
Чтобы возвести на нее, как на Голгофу, страну, требовалось двуединое единственное: разрушить (превратить в гору мусора) время, в котором существовала страна, то самое триединое прошлое - настоящее - будущее, а также населяющий страну народ.