Мая в 5 день поехал Арсений из Ясс и ехали на Василь и на Бурлад. В 8 день приехал после полудня в Галачи, в место Василия воеводы, стоит на самом Дунае реке; тут Афанасий[19], бывший Патриарх Цареградский, живет в монастыре. В 11 день греки поехали[20] сухим путем и перевезлися Дунай реку, поехали на Мачин, а Арсений остался в Галачи, дожидаться от Патриарха вести. В 23 день Арсений, наняв корабль, поехал из Галачи Дунаем рекою, на вечер приехал под город Исакчи, стоит на правом берегу Дуная, каменный белый, около его посад велик. Проехали тайно скрывшись, а каравакирис нас не сказал воеводе, а мытником потаил нас; тут ночевали; тут пониже города версты с две или три был мост на судах, как под Хотин ходил царь турский[21]. В 24 день приехали в Измаил турский, на левом берегу реки Дуная: тут перевозились при нас турские люди, идут к Богдану Хмельницкому. Измаил место велико, сказывают 8 тысяч домов, а города нет, посад токмо, а живут турки, татары, греки, волохи, беглые от волох, потому что тут близко волохи; тут и церковь христианская Патриарха Иерусалимского, каменная; живут старцы его[22], а поставил ту церковь Василий воевода, и отдал ему, Патриарху Иерусалимскому.
Глава 4. Килия город каменный, а внутри его иной город о пяти башнях великих
В 29 день поехали от Измаила, ночевали в Килии; Килия, по латыни Колия, город каменный, крепок добре, башни часты, бою поземного нет, стоит на ровном месте низком, вода из Дуная по самую стену; а как полая вода, ино с трех сторон все вода обольет, а с одной стороны посад, от русской стороны[23]; христиан, и греков, и волох на посаде много, и церковь есть; а в городе христиан нет; все турки[24]. В ночи на городе сторожа[25] и внутрь города; ино и город не велик, а в нем пять башен, и велики добре, и высоки; а хоромы деревянные и покрыты деревом. Подкопу быть нельзя, камышу добре много около города; около города ров, и с двух сторон ров каменный со стеною и башнями. Тут приходили нас осматривать пять человек турчан начальных и переписывали ясырно[26], всех[27] допрашивали. И нам каравакирис велел положить на себя чалмы: и старец Арсений взял у каравакириса рычь, сиречь чалму, и положил на себя, и сел на корме на каравакирисове месте, по-турски подобрав ноги. И как турки пришли, осматривали по чуланам, месты вскрывали, и рухлядь всякую пересматривали. И были со Арсением два старца гречан; и Арсений, видев то их тщание к осмотру[28], молился Христу Богу, чтобы милостию своею заступил его от бусурман, и не дал бы его в поругание студному пророку, и его угодникам[29], славы ради имени своего святого. Человеколюбец Бог, якоже из начала милуя грешных, и якоже Израиля от египтян облаком закрый, тако и его милостию своею заступил, и туркам во очи туман вложил, смотрят, а не разумеют. И пришед один турчанин на Арсения посмотрел прилежно и сказал двум начальным турчанам, и те стали глядеть прилежно и молвили Арсению «салом аликом», Арсений же сидя моляся Христу Богу о избавлении своем, глаголя: Господи Христе Боже Спасе мой! призри с небесе, и посети мя заступлением своим, да не когда рекут нечестивии: где есть Бог их, ты бо еси Бог наш, иже нас ради и нашего ради спасения кровь свою пролиял еси. Турки, поглядев на Арсения, отошли прочь, и осмотря корабль весь сошли с корабля. И пришед ко Арсению каравакиров брат[30] и иные греки сказывают: как де первый турчанин тебя смотрел, и указал начальным туркам на тебя: то де сидит Ренс, а по-гречески каравакирис, а по нашему господарь корабельный: и те турки, взглянув на тебя, молвили тебе: салом аликом; и ты де молчишь; и они молвили: больше де не знает по-турски, и так де отворотились прочь. И старец Арсений возблагодарил Бога, глаголя: слава Ти Господи, слава Ти Христе, слава Ти Боже Спасителю мой, всяческих ради благих Твоих деяний бывших на мне, слава Тебе, яко и мене грешного закрыл еси от нечестивых турков, и не предал еси мене студному Махмету; якоже древле от Фараона, тако ж и мене грешного помиловал[31], и вложил туркам мглу во очию, да не разумеют, кто есмь аз, и то явно милосердие на мне Божие; да мочно было мене им узнать, понеже образ мой от их всех отличился, — русский; а се и чалма на мне не так, как на них, всех греков, и всяких чинов головы бриты наголо, и старцы, которые проезжают, те снизу волосы все круг головы подбривают[32]; аз же не подбриван; ино и потому было меня им мочно узнать, понеже с под чалмы волосы наружу; и то все милостию своею Христос Бог закрыл[33]. Тут же турки сидели на корабле торговые люди, человек десять цареградских купчин; купили ясырь[34] человек с тридцать девок, молодиц и робят, и все они видели на мне чернеческое платье; а как я положил на себя чалму, и они все то видели, что я в чалме, а все молчали и туркам про меня не сказали, что я чернец; и то все строением Божиим. Июня во 2 день поехали от Килии и ночевали на устье моря. От Килии до моря шли четыре дня; а все плыли наплывом на низ отиху, а не скоро; на устье моря далече мелко; кораблями ехать большими трудно; ино девять пядей, то и глубокое место, а ино и мельче. А тот путь сыскан, и поставлены колья для признака, где кораблю идти. На устье стояли для ветру, понеже ветер нам стоял противен. В 7 день поехали на море парусом добрым; в 8 ветру не стало; день и ночь шатались на море. В 9 день ветер противный подул на анатольскую сторону; сутки шли парусом, не по пути были. В 10 день ветер взял противный же с другой стороны, с востоку, и корабль пошел на урменскую сторону, не по пути же нам. В 11 день ветер прямой нам, шли день, и на вечер увидели горы анатольские, и обрадовались все, стали сбирать на молебен[35]; тоя ночи шли немного, спустя парусы, чтоб не занесло на анатольскую землю под горы. В 12 день, в четверток, перед зарею восстал ветер сильный; море взволновалось и несло нас неволею до фонаря. И тут немного не потонули; отчаялись было живота своего все; многажды волнами корабль покрывало. К фонарю приехали в обед. Того ж дни приехали в Царьград после полудня[36].