Однажды, придя на очередной допрос, Крюков увидел, что рядом со следователем сидит незнакомый молодой человек. Он с интересом разглядывал Крюкова и доброжелательно ему улыбался.
Задав несколько вопросов, следователь неожиданно вышел из комнаты, и Крюков с молодым человеком остались вдвоем.
— Переплатили, понимаешь, шабашникам, — сказал он. — А кто бы за гроши согласился работать? Да и вообще, не нарушив инструкцию, разве можно что-нибудь сделать? Верно?
— Не знаю, — осторожно сказал Крюков.
Он пытался понять, кто этот молодой человек и зачем он здесь. Прокурор? Какое-нибудь милицейской начальство? Не похоже.
— Сергей Васильевич, — произнес тот неизвестный. — Я бы хотел с вами начистоту. Согласны?
— Не понимаю, — ответил Крюков.
— Я бы на вашем месте не настаивал, что книгу Солженицына вы случайно нашли на лестнице, — объяснил тот.
Ах, вот он откуда, понял Крюков.
— Нашел, — чувствуя всю безнадежность своего положения, подтвердил Крюков. Кагебешник не возразил. После некоторой паузы он сказал:
— У меня к вам деловое предложение. Думаю, вполне для вас выгодное. Вы рассказываете, откуда к вам попала эта книга, а мы постараемся, чтобы дело Никитина было прекращено. Надеюсь, понимаете, что это в наших силах.
Он продолжал внимательно разглядывать Крюкова. Сергей молчал.
— Сомневаетесь, выполню ли я наш договор? — спросил кагебешник. — Не сомневайтесь. Мы организация солидная.
— Я нашел книгу, — чувствуя себя совершенно загнанным в западню, тихо повторил Крюков.
— Ну что же, — сказал кагебешник. — Я вас не тороплю. Подумайте. Ольге Григорьевне можете рассказать о моем предложении. Не возражаю.
Той ночью Олиного отца арестовали.
— Надо что-то делать, — говорила она Крюкову. — Надо что-то делать.
Она казалась совершенно невменяемой.
О своем разговоре с кагебешником он ей все-таки не стал рассказывать.
Прошло несколько дней.
На допросы к следователю Крюкова больше не вызывали.
А в конце недели ему позвонил кагебешник и предложил встретиться в одном из номеров известной гостиницы. «Там нам никто не помешает», — добавил он.
В назначенное время Крюков пришел. Кагебешник был чем-то сильно озабочен. Объяснил, что дело Никитина, оказывается, гораздо серьезнее, чем он думал. Шабашники — это мелочь. У Никитина обнаружились куда более тяжкие грехи, так что речь может идти о хищении социалистической собственности в особо крупных размерах.
— А вы знаете, чем это чревато? — спросил он.
Крюков знал.
На секунду он, было, подумал, что кагебешник, значит, отказывается от своего предложения помочь Никитину, и на мгновение даже испытал что-то вроде облегчения. Но тут же понял: нет, это — ультиматум. Если Сергей не согласится с ними сотрудничать, Олиного отца они сотрут в порошок. Да и Сергея не оставят в покое.
Крюков понимал, что поддаваться им нельзя, что это ловушка, да и ничем они не помогут Григорию Степановичу. Ну а вдруг? А если в отместку они действительно его погубят? Они ведь все могут.
— Так что решайте, Сергей Васильевич, — сказал кагебешник. — Будем спасать Олиного отца или нет. Слово за вами.
— Предположим, кто-то дал мне почитать книгу Солженицына, — сказал Крюков. — Но ведь совсем не обязательно, что он разделяет его взгляды. Не все, что читаем, мы одобряем. Бывает и наоборот.
— Конечно, — согласился кагебешник. — У каждого своя голова. Это правильно.
— А у вас получается: раз читает Солженицына, значит, враг.
— Кто говорит, что враг? — удивился кагебешник. — Ничего подобного. Чтобы выяснить, представляет ли человек опасность для общества, надо с ним встретиться, побеседовать. Скорее всего, этим, думаю, и ограничится… Пригласим хозяина книги, предостережем… Вот и все… Это когда-то органы плодили «врагов народа». Сейчас, Сергей Васильевич, другие времена.
Короче, Крюков Леонида Игоревича назвал.
Кагебешник не обманул. Дело против Олиного отца скоро было прекращено за недоказанностью. А Леонида Игоревича арестовали.
День, когда Крюкову устроили с ним очную ставку, Сергей Васильевич не забудет никогда. До конца жизни будет его преследовать взгляд старика. Не ненависть, даже не осуждение были в том взгляде. Казалось, глядя на Крюкова, Леонид Игоревич силится что-то понять, но никак не может.
Так и увели его, растерянного, ничего не понявшего.
А Крюков потом несколько дней думал о самоубийстве.
Теперь он рассказал Ольге, какой ценой был спасен ее отец.
— Этого ты мне не простишь никогда, — сказала она.