Тейлор забилась в угол. Вокруг ее пояса было кое-как обмотано белое полотенце. Мокрые волосы прилипли к плечам. Тревога за ее здоровье полоснула Джексона словно нож.
Она вскинула голову.
— Нашего ребенка нет.
Опухшие веки, на лице ни кровинки.
— Нет?
Джексон не мог не вспомнить о Бонни. Молнией ударил его приступ злости при мысли о потере второго ребенка. Он пришел в неописуемую, неоправданную ярость, но уже через секунду осознал, что Тейлор не могла принять столь жестокое решение.
Она побелела еще больше, и Джексон понял, что она разглядела его гнев.
— Извини меня.
Ее голос так дрожал от отчаяния, что Джексон испугался. Этот голос пробился сквозь горе и ярость, вызвал к жизни ту нежность, которую он испытывал только к Тейлор. Он приблизился к ней и положил руки на ее плечи.
— Что произошло?
— Прости меня, — повторила она, глядя в никуда.
Отбросив все лишние мысли в сторону, Джексон обнял ее. Сейчас ничто не имеет значения. И никто. Только Тейлор.
Именно тогда Джексон понял, что откажется жить, если потеряет жену. Цепенящая правда, но он принял ее. Истинные Санторини, не испорченные суетой, не умеют любить иначе, чем всем сердцем и всей душой. Его дед Джозеф прожил всего несколько дней после смерти его бабушки Джиа.
— Тейлор. — Ласка не возымела действия. — Тейлор.
Она опять вскинула голову, напуганная его резким тоном. Было похоже, что она вот-вот упадет в обморок. Поняв, что не в силах докричаться до нее, Джексон подхватил ее на руки и понес в спальню, рассчитывая присесть на край кровати.
— Нет! Не надо. Отпусти меня. Я ничего не хочу!
Несмотря на свою слабость, Тейлор попыталась бороться. Она боялась и одновременно умоляла.
Нахмурившись, Джексон пронес ее мимо кровати и присел у окна, усадив ее себе на колено. Она любила сидеть здесь на солнце и читать, поэтому на стуле всегда лежало мягкое одеяло из ангорской шерсти. Он закутал ее этим одеялом, встревоженный тем, что она так холодна, а потом принялся растирать сквозь одеяло ее руки и оледеневшие ноги.
После долгого молчания Тейлор спросила почти шепотом:
— Почему ты такой добрый?
— А почему я не должен быть таким?
— Я же сказала, нашего ребенка нет.
Эта боль в ее голосе едва не разбила ему сердце. Наполовину потеряв рассудок от горя, Джексон все-таки ни на мгновение не мог предположить, что Тейлор намеренно причинила вред их ребенку. Его piccola не могла так поступить. Не могла так поступить женщина, сделавшая все, чтобы обеспечить своему брату любовь и заботу.
— Ты-то в порядке?
Она оттолкнула его, и темно-голубые глаза встретили его взгляд.
— Какая теперь разница? Ребенка нет!
Джексон слегка встряхнул ее.
— Послушай, дорогая, успокойся. Ты — вот что самое важное для нас всех. Для меня и для Ника. Что мы станем делать без тебя? Пойми это и поэтому постарайся сейчас взять себя в руки. Ты совсем слабая и вся дрожишь.
Она затрясла головой. Слезы уже наполнили ее глаза.
— Нет. Не жалей меня. Мне нужно умереть. Ведь я не уберегла нашего ребенка. Я не смогла! Не смогла! Не смогла!
Джексон подумал было, что у нее начинается истерика, но тут же увидел, что это всего лишь крик боли, питаемой гневом. Тейлор больше похожа на него, чем он сознавал раньше. Она ненавидит себя за то, что оказалась неспособной сохранить их ребенка. Он не возразил, когда она принялась бить его кулачками в грудь, захлебываться слезами и говорить. Он уже почти не сомневался, что именно случилось.
— Я не смогла уберечь нашего ребенка! Не смогла! — кричала Тейлор. — Там было… столько крови… Нашу b-bambina буквально вымыло из меня.
Горькие всхлипывания сотрясали ее с головы до пят, превращая ее из бойца в опустошенную горем мать.
Джексон подавил собственные слезы, прижал Тейлор к себе, несмотря на ее протесты, и стал ласково покачивать ее. Бедная его Тейлор. Она так привыкла защищать тех, кого считала своими близкими, так привыкла справляться с их горестями, а саму себя поддержать в трудную минуту оказалась не в состоянии. В мозгу Джексона встал образ Тейлор тех дней, когда она хлопотала за Ника, когда отважно вступалась за него самого, набрасывалась на тех, кто осмеливался его обидеть. Невозможно вынести ее боль. Плакала Тейлор долго, и каждая слезинка становилась каплей кислоты для сердца Джексона.