Пусть черти возьмут ее душу в ад и вернут назад! Она должна была понимать, что означает это кольцо. Должна была знать, что надев его, она сделала жест примирения. Знак того, что желает быть его женой не только формально.
Больное горло.
Как же. Когда он поцеловал ее сегодня вечером, вернее вчера вечером, ее горло было не более больным, чем его собственное. На его губах до сих пор вибрировал ее возглас: «Остано…»
Но она не была холодна, эта девочка-невеста, нехотя превращавшаяся в его жену. Зато он продемонстрировал ей свои садистские наклонности. Она имела вкус горячей женщины с легким ароматом жареного мяса и щелочного мыла.
Кровать закружилась под ним.
Чарльз нахмурился.
Прошло очень много лет с тех пор, как он чистил зубы щелочным мылом, но запах его забыть невозможно.
Морриган имела вкус щелочного мыла.
А тело ее пахло белым имбирем.
Он задумался, каков же вкус этих восхитительных нижних губок и сосков цвета мокко — абсолютно не вызывающий страсти щелок или многообещающий белый имбирь? Эта загадка сопровождала Чарльза весь его путь в кружащемся туннеле.
Металл лязгнул по металлу. Солнечный свет ударил в лицо. Ледяной сырой воздух незамедлительно окутал все тело.
Чарльз прикрыл рукой глаза. Не было нужды выяснять, кто явился источником такого неприятного пробуждения. Только один человек мог подобным образом входить в его комнату, мрачно подумал он. И уж точно не его жена.
— Какого черта ты здесь делаешь? — тихо спросил Чарльз.
— В этой комнате вонь, как в свинарнике, — ответил Фриц, нисколько не смущаясь тоном господина. — Раз уж вы считаете необходимым отсутствовать целыми днями, то действительно должны подняться и посмотреть, в какой бардак ввергла нас ваша инспекционная деятельность. Солнце уже несколько часов, как встало. Ваша ванна стынет. Действительно, сэр, время и усилия, которые потребуются, чтобы привести в порядок этот сюртук, можно было бы потратить с большей пользой. Что подумают слуги о хозяине, который, шатаясь, возвращается домой навеселе и все предутренние часы горланит песни, пока не засыпает, даже не раздевшись?
Губы Чарльза, выглядывающие из-под рукава, сжались в тонкую линию:
— Фриц, я плачу своим слугам не за то, что они думают, — ответил он опасно спокойным голосом. — Тем более я не плачу тебе за нотации. А если тебя так беспокоит мой облик, — его голос вдруг стал резким и громким как щелчок хлыста, — сними этот чертов сапог и ступай прочь!
Фриц схватился за сапог и потянул его.
Чарльз ухватился за покрывало, чтобы не последовать на пол за сапогом.
— О, Христа ради! — он сел и пристально посмотрел на камердинера.
Фриц держал сапог так, как будто это был кусок сушенного верблюжьего помета. Увидев другой сапог посреди комнаты, камердинер схватил и его, затем аккуратно перебросил пару на деревянный пол возле восточного ковра. Глухой стук эхом отразился в голове Чарльза.
Искра веселья осветила покрасневшие глаза Чарльза. Похоже, в обозримом будущем Фриц не собирался его прощать за то, что он уехал четыре дня тому назад. Он раздевался, с мрачным удовольствием наблюдая, как Фриц дико прыгает, подхватывая сбрасываемые предметы туалета.
Огонь потрескивал в передней, переделанной в ванную комнату. Это был первый проект после его вступления в права наследования три года назад. Пар клубился в воздухе, такой притягательный на фоне холодного утреннего ветра, кружившего в спальне. Он со вздохом откинулся в ванной и приготовился продолжить так резко прерванный сон.
Обжигающая вода потекла по опущенным в ванну ногам. Чарльз подскочил, визжа:
— Какого…
Фриц энергично растер спину своего господина намыленной мочалкой.
— Я нашел миледи служанку, как вы и приказали сделать перед тем, как покинули нас, чтобы покрыть себя славой.
Чарльз поднял глаза. Фрицу только тридцать лет, но лексикон у него, как будто ему семьдесят пять.
— Когда вы не соизволили появиться на ужине, она утешилась тем, чтораспила свой ужин. Когда служанка зашла в комнату разжечь огонь, то обнаружила миледи лежащей на холодном полу возле кровати. Не зная, что делать, она позвала меня.
Теперь понятно, почему Фриц разбудил его. Чарльз разорвал бы его, придержи он эту информацию секундой дольше. Камердинер выглядел куда менее взволнованным, даже когда был окружен группой изменников Маратхи.
— Это та самая служанка, которая снабдила тебя вчерашними сплетнями? — язвительно прервал Чарльз. — Что за чушь ты несешь? Выражайся яснее, у меня голова раскалывается. И каждый клочок той кожи, которую ты пытаешься содрать с моей спины, будет взыскан с твоего жалованья.
— Хм! — Фриц прекратил тереть спину и смыл мыло водой.
— Как я уже сказал, служанка разбудила меня. Как только я почувствовал запах в спальне госпожи, я сразу же понял в чем дело. Их светлость, эм… вырвало. Чувствуя себя обязанным присматривать за всем в ваше отсутствие, я поднял баронессу на кровать, а затем позвал другую служанку помочь первой… — Фриц прочистил горло. Чарльз мог почувствовать жар, исходящий от лица камердинера, — …подготовить их светлость ко сну. Лакей сказал, что их светлость выпила две полные бутылки вина.
Суть сказанного дошла наконец-то до одурманенных, размякших мозгов Чарльза.
— Что ты сказал? — переспросил он.
Фриц продолжил обиженным тоном камердинера:
— Если бы вы изволили слушать, милорд. Я сказал, что их светлость выпила две полные бутылки вина.
Морриган? Пила?
— И почти ничего не ела. Он сказал…
— Достаточно, Фриц.
Тетя и дядя Морриган были строгими методистами. И насколько он знал, за всю жизнь жена ни разу не притронулась к спиртному.
Что, черт возьми, происходит?
Чарльз поднялся, вода стекала по телу.
— Пусть твоя Кейти подготовит миледи к завтраку.
— Она не моя Кейти! — негодующе возразил Фриц.
Чарльз проигнорировал реплику пунцового камердинера. Он взял свернутое полотенце.
— Поскольку миледи была обеспокоена моим отсутствием за ужином, то может присоединиться ко мне за завтраком.
Глава 9
— Доброе утро, миледи. Его светлость, он прислал меня позвать вас к завтраку, честно.
Утреннюю тишину разрезал грохот открываемых занавесок. И тут же опаляющий белый свет затопил комнату.
Элейн застонала. Где она? Должно быть в больнице. Такой черствой может быть только медсестра. И тело с такими ощущениями, как у нее, может находиться только в больнице. Или в морге. После вскрытия.
— Миледи, поднимайтесь, солнышко светит. Я уже приготовила платье и все нижнее белье. Если вам не понравится это платье, достану другое. Его светлость сказал помочь вам во всем, что может понадобиться, точно. И что я должна поторопить вас к завтраку.
Элейн с усилием приоткрыла веко. Тело было укрыто покрывалом, виднелась только грудь в белой ночной рубашке. От жгучего яркого солнца она немедленно закрыла глаза. Дрожащей рукой Элейн ощупала себя под покрывалом, затем, проведя рукой вверх, наткнулась на чепец, взгромоздившийся поверх всклокоченной массы волос. Она никогда не сможет распутать колтуны.
Воспоминания путались в осознании.
Это тело Морриган, голова Морриган, волосы Морриган и в смежной комнате — муж Морриган.
О Господи, как голова может так сильно болеть и при этом не лопнуть?
Элейн стащила чепец и смяла его в кулаке.
Вино. Чертово вино.
Она провела языком по губам. Во рту была горечь, будто она пила что-то гораздо крепче вина.
Сколько же она выпила?
И как очутилась в ночной рубашке? Последнее, что она помнила, это падение на одну из трех кроватей.
И приземление с глухим шлепком.
Она застонала.
Чтобы троилось в глазах… Она, конечно, слышала от коллег шутки по этому поводу, но всегда думала, что это только шутки. Ни на минуту не могла поверить, что можно напиться так, чтобы видеть все в тройном экземпляре.