Элейн оторвала взгляд от свернутой материи в руках. Карие глаза Кейти глядели нерешительно, должно быть, и ее собственный взгляд сейчас был таким же.
Эта штука могла попросту выпасть через разрез на панталонах. Элейн была совершенно уверена, что служанка не имела в виду вставлять это как тампон. Хотя…
Кейти прочистила горло.
— Ну, мэм, я не знаю, как вы, изнеженные леди, делаете эти вещи, но мы, ну… Я полагаю, мы не так уж сильно отличаемся под одеждой, в своем роде, если вы понимаете, что я имею в виду… Возможно, вы делаете это так же, как и мы. Вот что я…
С густо покрасневшим лицом Кейти нырнула в карман и выудила оттуда длинную тонкую матерчатую полоску. Элейн приняла эту тесемку так же непонимающе, как и сложенную ткань.
Кейти снова прочистила горло. Щеки служанки, казалось, стали еще пунцовей, чем были до этого. Смущение оказалось заразительным. Элейн почувствовала, что и ее щеки горят. Она никогда не краснела в двадцатом веке. Здесь же это было таким неконтролируемым явлением, как и возникновение сыпи.
— Ну, мэм, что будет… э-э… если вы позволите мне взять, скажем, полотенце и обернуть его вокруг вашей талии, и тогда мы…
Наконец-то пришло понимание. Элейн не была такой уж молодой жительницей двадцатого столетия, чтобы не помнить гигиенические пояса, которые предшествовали самоклеящимся прокладкам.
— Все… — она замялась, тщательно обдумывая слова, прежде чем облечь их в звуки. Лорд не стеснялся использовать сокращения в своей речи прошлой ночью, но, возможно, он делал это намеренно, используя более простую речь, когда пытался соблазнить Морриган. За столом же он придерживался совершенно иного стиля выражений. — Все в полном порядке, Кейти. — Улыбка тронула уголки губ. — Я думаю, что справлюсь.
Служанка не ответила на улыбку. Она уверенно прошла к противоположной стороне кровати и сдернула покрывала. На какое-то мгновение Кейти показалась ей женщиной с портрета — открытые гардины обрамляли ее раскрасневшееся лицо желтой шелковой рамкой.
Элейн вдруг страстно захотелось дымящегося напитка, отвергнутого несколькими минутами раньше.
— Кейти, ты кое-что забыла.
— Мэм?
— Чай, Кейти. И мне нужна ванна.
Рот молодой служанки изумленно открылся.
— Ой, мэм, вы не можете хотеть купаться сейчас! Как же так, это опасно для здоровья! Вы можете умереть, миледи!
Элейн засмеялась — впервые за последние шесть дней. Впервые с тех пор, как она здесь очутилась, по сути. Он звучал удивительно хорошо. Молодо и задорно. Не так уныло, как это выглядит в среднем возрасте.
Безмятежность внезапно улетучилась — Кейти продолжала связывать в узел испачканные простыни. Элейн вздохнула, хорошо знакомая с девчоночьим упрямством.
Можно подумать, что мыться в эти дни было опаснее, чем в любое другое время!
Повинуясь импульсу, она подхватила край ночной рубашки и прохромала к письменному столу за ручкой, чернилами и бумагой. Элейн написала записку, старательно наклоняя буквы влево:
Настоящим я освобождаю Кейти от ответственности в случае, если ее хозяйка умрет в результате принятия ванны.
— Вот, — Элейн подавила ухмылку. — Если я умру, отдай эту записку лорду, и он не будет считать тебя виновной.
Кейти осторожно подхватила смятые простыни так, чтобы надежно удержать их в одной руке, и взяла записку. Недоверчивый взгляд не покидал лицо служанки, пока она убирала записку в карман передника и выходила из комнаты.
Пятью минутами спустя, Элейн пила чай. Она потягивала его стоя, чтобы не испачкать стул, в то время как Кейти, точка зрения которой удивительным образом изменилась, таскала неизменные ведра воды.
Элейн схватила полотенце, пару панталон, длиной до середины икры рубашку, которую Кейти называла шемизеткой, и импровизированное гигиеническое приспособление.
Когда Элейн вытирала свои груди, на нее обрушилось полное осознание произошедшего во время ночной экскурсии. Она посмотрела на правый коричневый сосок, мягкий и плоский сейчас, каким он и должен быть. Ее собственный крик, когда лорд уверенно схватил его, прозвучал в ее голове.
Не надо! О Господи! Не делай этого!
Элейн почувствовала, как тепло покидает ее тело.
Она думать забыла о британском произношении слов прошлой ночью. Следовательно, и кричала она тоже без акцента.
Механически она завязала тесемку вокруг талии и положила сложенную материю. Нижнее белье девятнадцатого века прильнуло к ее распаренному телу. Через разрез на панталонах она поправила объемистую ткань. Кейти убиралась за ширмой.
— Кухарка, она приготовила специальный завтрак для вас и лорда.
Элейн быстро натянула сорочку поверх панталон.
Служанка сгребла грязную ночную рубашку и полотенце.
— Нам надо поторапливаться, мэм. Его светлость будет так рад узнать, что у вас прошло горло.
Кейти могла не замечать отличия в разговорной речи ее миледи, но она должна была обратить внимание, что Элейн все делает правой рукой, в то время как Морриган левша. Лорд заметил это. Так же, безусловно, он обнаружил разницу в ее произношении прошлой ночью. И уж обязательно обратит на внимание на акцент, когда она заговорит с ним опять.
— Нет, я не… Я думаю, было бы лучшим мне позавтракать здесь, в комнате. Его светлость, должно быть, сильно устал… — Элейн вспомнила его деятельные пальцы. — Я думаю, он хочет поспать в… — Она как будто заново ощутила проникающий в нее палец. — Я хочу, чтобы мне принесли поднос сюда, — решительно закончила она.
Кейти положила руку между лопаток и подтолкнула ее вперед. — Хорошо, вам следует поторопиться с одеванием, мэм. Лорд уже встал, я лично видела его, когда готовила вам ванну.
Элейн неохотно зашла за японскую ширму. Кейти с утра развела сильный огонь. Языки пламени выпрыгивали в дымоход. Находясь в десяти шагах от огня, Элейн ощущала сильные потоки горячего воздуха.
Она подумала об этой глупой записке. Что если служанка действительно отнесла ее лорду?
— У тебя записка, которую я давала?
— Она в моем кармане, мэм, но она мне не нужна. Я сказала мистеру Фрицу, что вы хотите, и он спросил у лорда. И тот ответил мистеру Фрицу, что очень хорошо, что вы принимаете ванну в это время месяца.
Элейн почувствовала, что сейчас ее щеки просто вспыхнут от залившего их жара. Неужели не было никаких прав на частную жизнь в девятнадцатом столетии?
Она молча покорилась помощи служанки.
— Вам нужно пойти туда, мэм. Лорд, он сказал, что вы должны иметь все, что захотите. Хотя это действительно немного странно, миледи, завтракать в своей комнате в то время, когда он вернулся. Я говорила им, что они ошибаются; это все старая Хэтти командовала вами, что вы на самом деле не отвергаете лорда, и вот, на тебе. — Кейти подоткнула узел с грязной ночной рубашкой и полотенцем под поднос с пустой чашкой. — Сейчас я принесу ваш завтрак, если вам так угодно.
Дверь резко захлопнулась за служанкой. В воцарившейся тишине было слышно пламя и треск огня.
Морриган отвергает лорда! Как нелепо. Невозможно представить себе его отвергнутым. Никем.
Жара, излучаемая камином, была невыносима. С мокрых концов волос поднимался пар. Она вскочила и бросилась открывать двери на балкон.
Солнце было ярким и желтым, небо — чистым, голубым. Темное пятнышко висело и танцевало в вышине. Тишина была осязаемой.
Элейн покрутила золотое кольцо на пальце, бессознательно ища алмаз со своего обручального кольца, который привыкла теребить.
Был бы это Чикаго, подумала она, небо было бы серым и грязным, — вот что можно было бы увидеть. Она бы сидела за столом с огромной кучей несделанных отчетов с таблицами. Из прихожей бы раздавались щелкающие звуки пяти принтеров.
Темное танцующее пятнышко резко нырнуло вниз.
Нет. Шесть дней тому назад она проснулась в этом времени. Мысленно Элейн вела отсчет с того дня, когда она бы могла проснуться в двадцатом столетии, — с понедельника.