Мне назвали день превращения и велели не покидать владений. Восход и закат, увиденные тобой, были последними в моей жизни. Ты не представляешь, как я их ждал, и насколько они казались прекрасными в тот миг.
— Я не помню ни заход, ни восход, — скорее самому себе сказал я.
— Для тебя все это было неожиданностью, мне же дали время подготовиться и проститься с дневной жизнью, и все-таки правом выбора я не обладал.
— Ты говорил об еще одном вампире…
— Да, я с ним мало был знаком, ему не хватало общения, его держали как собачонку, не отпуская далеко от ноги. Именно поэтому, поделившись с ним своей проблемой, он подсказал возможный выход — пойти и попросить защиту у Совета.
— А почему он сам не воспользовался такой возможностью? — произнес я, поднятой рукой пытаясь поймать мерцающие звезды.
— Страх помешал ему, — он хмыкнул. — Трусливое создание. Я в то время был готов пойти до конца. До того момента, когда меня вывели из зала и отвели в каменное помещение. Членами Совета уже был вынесен вердикт: убить ослушавшегося и отпустить меня, с одной лишь оговоркой, если я смогу выжить, ведь мне никто не собирался помогать. Наша связь рухнула, море боли поглатило меня. Не поверишь, но в те минуты я жалел, что не я умер. Мое положение оказалось в миллионы раз хуже. Я умирал каждую секунду и не мог умереть.
— Скажи Николаус — твое настоящее имя?
— А это, да, я уже про него и забыл. Давно меня так никто не называл. Если честно, ненавижу это имя, у меня осталась устойчивая ассоциация с голодным несчастным детством. Я ведь рано стал сиротой и скитался, побираясь, собирая жалкие крохи. Твое счастье, что ты не сталкивался с такой жизнью, когда борешься за каждый день и не знаешь, наступит ли завтра. И все же, я не хочу забывать себя, поэтому не стал брать другое имя, а лишь слегка изменил свое. — В его глазах отражались звезды, купающиеся в зеленых волнах. Не думал, что подобный вопрос заинтересует тебя больше, чем желание узнать о Совете.
— Эта тема мне ближе, чем далекий Совет, — коротко пояснил я. — Сейчас можно узнать и об этом.
Слышался свист ветра, летящего к нам и разбивающегося о растущие из земли камни. Ночь пела.
— Совет состоит из таких древних вампиров, что никто не знает их истинный возраст. Четыре Старейшины решающие судьбы. Поверь мне, это страшная сила, от нахождения рядом с ними бросает в дрожь. Одним легким движением они могут раздробить кости, с легкостью, с которой ты давишь муху. На их лицах написана усталость и скука, ни малейшей заинтересованности в любом исходе, неподкупные вершители судеб. Из-за долгого нахождения в темноте их кожа стала почти прозрачной, поредели волосы, обесцветились глаза.
— Почему они не выходят на поверхность, не живут как мы?
— Подобные вопросы не принято им задавать, но смею предположить, что жить подобно людям просто наскучило. Если их не тревожить они впадают в сон, а так как они древнейшие, то могут почувствовать каждого из нас. Стоит оступиться и с ними свяжутся, конечно, если поступок стоит их внимания. Думаю, существуют и те, кто являются их «глазами» в мире людей. Когда они узнают о нарушении, то отправят карателя за твоей жизнью.
— Зная это, жить страшно.
— Зная это, ты можешь избежать подобной участи.
— Тот страшный лысый вампир, — я замолчал, боясь, что сказал лишнее. Николас усмехнулся, давая понять, что могу продолжить. — Он пил твою кровь. Так им стала известна реальная череда событий?
— Быстро схватываешь мой дорогой Алекс. Да, узнав истину, они наказали того, кто нарушил договор. Договор или клятва для вампиров имеет весомую цену. Но не советую обращаться к старейшинам по всякому пустяку.
— А если бы ты не пришел к ним?
— На эту ситуацию могли и не обратить внимания, предоставляя возможность разобраться самим. Раз я потревожил их покой, а им это не понравилось, смею в этом тебя заверить, они просмотрели всю мою жизнь и увидели все деяния моего господина моими глазами. Ими было найдено, на что направить свой гнев. Вампир, создавший меня, был далеко не ангел. Одно я понял: если идти к ним, необходимо принести подношение, что-то по-настоящему ценное, иначе даром можешь стать ты сам. Так-то большая часть информации, которую мы знаем о Совете, передается из уст в уста много веков и обросла многими придуманными фактами. Что из этого правда — неизвестно, главное — ясна суть. Никто и никогда не осмеливался задавать им вопросы. — Николас навис надо мной, заслонив от мира водопадом волос темнее неба. Я оказался в западне.
Я улыбался, пытаясь разглядеть сквозь струящиеся волосы звезды, но только видел мерцающие глаза Николаса и был заворожен тем, что он вдруг, спустя столько лет, открылся мне. Если подумать, то его жизнь была известна отрывочно, жалкие крохи брошенных фраз, да и те не совсем оказались правдой.
— Знаешь, в тот день мне было все равно: уничтожат меня Старейшие или нет, жизнь с ним превратилась для меня в неподъемную ношу. Я чувствовал себя преданным.
Я уперся рукой ему в грудь, выставляя преграду:
— Не нужно.
— В тот день я вновь понял, что остался один. Не люблю сознаваться в своих слабостях, но скуку и бесцельное существование боюсь больше всего. Я с детства мечтал окружить себя теми, с кем смогу почувствовать себя семьей. Кроме того, всегда стремился, чтобы среди моих близких знакомых присутствовали как мужчины, так и женщины. Как думаешь, почему?
Я сглотнул поступивший комок к горлу, под ложечкой неприятно засосало.
— Дело в общении?
— Твоя сообразительность мне всегда нравилась. Ты понимаешь меня без лишних слов. Темы для разговоров с каждым из полов различны. Сегодняшнюю тему я никогда не подниму в разговоре с Еланой, примеров можно приводить бесконечное множество, зависит все от человека, с которым проходит общение. Ты понимаешь меня?
— Да, но мне бы хотелось не только слышать, но и видеть тебя, — усмехнулся я, пытаясь сфокусировать взгляд.
Николас откинул торс назад, сев на меня сверху и собрав волосы в хвост, начал связывать их извлеченной из кармана веревкой. Я попытался выползти из-под него, не совсем понимая дальнейший полет его мысли. Закончив с волосами, он наклонился, подсунул свои руки мне под спину, заключив меня в крепкие объятья, и, хитро улыбнувшись, перекатился: теперь я оказался сверху. На этом действии все только началось: не разжимая объятий, мы покатились со склона горы вниз. К такому повороту событий я оказался совершенно не готов.
С каждым новым оборотом скорость нашего вращения возрастала. Перед глазами мелькала то земля, то небо, голова шла кругом.
— Смотри на меня! — Голос прозвучал нежно, но убедительно.
Вращение превратилось лишь в фон, в центре которого находились мы оба. Прямой взгляд глаз сблизил нас больше, чем сотни поцелуев. Я недоумевал, как такое возможно.
Когда мы почти останавливались, Николас раскручивал нас вновь. Мы катились с холма по спирали и остановились вблизи тропинки, по которой пришли. Я тяжело дышал и знал, что не смог скрыть удивление, перешедшее в восторг от внезапной выходки друга.
— Разреши, когда мы придем домой, я расчешу тебе спутавшиеся волосы, а сейчас позволь поцелую тебя первый и последний раз? — Его лицо стало ближе, губы замерли в сантиметре от моих.
— Почему последний? — выдохнул я, не в силах совладать с чувством удивления.
— Если ты попросишь, стану целовать тебя каждую минуту, — в голосе слышался сарказм. Он издевался надо мной.
Голова еще немного кружилась, я отвернулся от него, и губы нежно коснулись моей шеи. Я вздрогнул, когда почувствовал касание зубов. Николас слегка прикусил мне кожу, не до крови, но я понял, что он сильно сдерживает себя. Мое лицо горело.