Мне часто вспоминалось, как мы бежали по лесу, не разбирая дороги — ветви больно хлестали по лицу, особенно сухие и безжизненные, — перепрыгивали через упавшие стволы полусгнивших, трухлявых деревьев. В одном из таких чудесных мест мы с Николасом бросались со скалы вниз в кристально чистую и холодную воду озера. То чувство, когда ты словно погружаешься в лед, который принимает тебя и расступается для тебя, незабываемо. Вода была настолько ледяной, что будь я человеком, непременно умер бы от переохлаждения. Много было дурачеств, жаль, что они остались в прошлом.
Эти воспоминания заполнили меня, пока я переодевался, приводя себя в заслуженный вид. Я оделся как на традиционный прием, центром этой ночи должен быть Энджил. Белую рубашку с жабо и свободными рукавами, с изящными рюшами, закрывающими наполовину мои кисти. Остальная одежда черного, строгого цвета, внутренняя подкладка насыщено алая. Я посмотрел на себя в зеркало, удовлетворенно кивнув. Головной убор одиноко остался лежать в коробке, сегодня он был бы явно лишний.
— Ты великолепен. Представляю, сколько женских сердец ты разбил. — Это было сказано в шутливой форме, и отвечать было не обязательно.
— Не так много, как ты думаешь. Я никогда не был женским угодником, — и, предвидя его следующий вопрос, сказал: — Всему виной плохие отношения между моими родителями.
— Зато я отрывался на полную катушку, — усмехнулся Энджил. — Можешь себе представить, я будто только что прозрел. Я всегда думал, как мы оказались вместе, а теперь понимаю, что противоположности притягиваются. Мы ведь такие разные, хотя, обещай, не будешь смеяться, порой, мне кажется, что нас связывает что-то. Скажешь, глупость, да?
Я улыбнулся, как можно искреннее, не желая, чтобы меня обличили во лжи:
— Ну ты выдумщик, Энджил. С твоей фантазией тебе впору писать книги, — высказал я свое мнение, раскладывая на круглом столике черно-белую доску и начиная расставлять недавно приобретенные шахматы. — Я играю черными, ты белыми. Посмотрим, кто из нас победит.
Энджил подъехал ближе и начал пододвигать к себе белые фигуры.
— Не понимаю твою любовь к миниатюрным резным предметам, — я честно пытался понять его страсть к прекрасному.
— Новые шахматы, — словно не слыша моих слов, изумился Энджил. — Из чего они сделаны? Нет, не говори, дай угадаю. — Он покрутил одну из фигур в руках, погладил, поскреб поверхность ногтем. Все фигуры были аккуратно вырезаны и отполированы. — Это кость. — Победная улыбка озарила лицо. — Думаю, я не ошибся.
— Твои глаза не обманули тебя, это кость коровы.
— Прекрасное произведение искусства, — подытожил свои слова Энджил. — Приступим к игре.
В свое время я не увлекался подобными увеселениями, Энджил же прекрасно умел играть и количество белых фигур на доске превосходило мои. Мой брат был превосходный стратег, а в плане терпения ему могли бы позавидовать многие.
Наши отношения, после моего признания, приобрели более доверительный характер, общение стало более открытым.
— Опасный момент, — усмехнулся Энджил, убирая одну из моих фигур с доски. — Прошлый наш разговор не совсем завершился, поэтому предлагаю его продолжить и узнать друг друга немного лучше.
Я призадумался, пытаясь вспомнить, когда и о чем мы разговаривали, одновременно кивнув, соглашаясь на откровенный разговор. По лицу Энджила было понятно, что он рад моему положительному ответу.
— Не знаю, о чем ты хочешь поговорить, но, судя по нашему внешнему виду, нам сейчас не помешало бы женское общество.
— Ты угадал тему для разговора, словно прочитав мои мысли, — с поля оказалась убрана еще одна из моих фигур. Посмотрев на меня и увидев мое замешательство и тревогу от его слов, он пояснил: — Я только имел в виду, что наши мысли иногда схожи.
— А, да, я так и подумал, — я отвернулся, пряча лицо за падающими на него волосами.
Я не сомневался, что Энджил прекрасно знал, что я могу читать мысли, и ставил себе какую-то защиту, преодолеть которую мне было не под силу. По правде говоря, я даже не мог помыслить, кем в реальности является Энджил и что за силы спрятаны в этом хрупком, прекрасном, покалеченном теле.
— Помню, ты говорил, что девушек у тебя было не очень много. Сколько конкретно? — Он задумался над своим ходом, прикидывая возможные комбинации развития событий и делая вид, что не замечает мое недовольство данной темой.
— Чтобы узнать меня лучше, обязательно начинать с этого? — Я поерзал в кресле, с начала разговора устроиться поудобней не получалось.
— Могу начать я, мне несложно. — Он сощурил глаза, смотря на меня хитрым взглядом. — Ты проиграл.
— Следующая партия будет моя, — слегка разочарованный из-за проигрыша произнес я, не желая мириться с поражением и настраивая себя на победу.
— Ты не голоден?
— А ты? — Энджил шутливо склонил голову на бок, демонстрируя открывшуюся нежную шею.
— Не льсти себе. Ты, как объект вожделения, меня не привлекаешь.
Энджил надул губки, совсем не по-мужски.
— Эх, ты не знаешь, от чего отказываешься, — он вновь обратил на меня свой чистый взор. — Я жду, первый ход твой.
В задумчивом молчании мы провели несколько минут. Каждый обдумывал стратегию дальнейшей игры, полностью погруженный в свои мысли.
Первым молчание нарушил Энджил:
— Уверяю тебя, любовь — это прекрасно. Ты многое потерял, убегая от нее, поддаваясь заложенным с детства страхам быть нелюбимым. Негативный опыт, полученный в детстве, сильно может подпортить будущее.
— Да не волнуйся ты так сильно, сейчас я общаюсь с девушками, ты это видишь своими глазами.
— Общаться общаешься, но ни одну не подпускаешь к себе близко. Будь внимателен, ты подставил свою фигуру. — Он цокнул языком. — Я опять выиграю. — На одну черную шашку в моей игрушечной армии стало меньше. — Давай так, кто проиграет, выполняет одно желание, это будет намного интересней.
Посмотрев на Энджила, не смог скрыть улыбки, вспомнился день, когда Николос предложил поспорить на желание. Тогда была ничья.
— Что за желание? — Решил уточнить я.
— Любое желание, каждый придумает то, что захочет. — Энджил одарил меня загадочным взглядом, сделав жест рукой в сторону. — Взбодрись же и начни думать.
Вторая партия длилась долго, Энджил успевал и говорить, и думать, быстрота мысли и точность подмеченных во мне черт немного пугала. Он описывал меня, будто я сам рассказывал о себе, упуская лишь отдельные моменты из жизни.
— Я боюсь тебя, мой друг, ты словно видишь меня насквозь. — Я смотрел на поле нашей битвы и понимал, что проигрываю.
— Я лишь говорю, как вижу и не более. Посмотри на меня, посмотри на себя, как мы избалованны жизнью. Наше теперешнее положение — расплата за то, как мы жили, не слушая ни себя, ни других, идя наперекор всему. Сейчас я понимаю, что просто не хотел замечать странностей в поведении Жозефины, обманувшей меня. Не смотри так, ты же видишь, мне до сих пор больно говорить об этом, и я ненавижу себя за ту слепоту и за обманутых мной девушек. Повторюсь, даже зная исход всей этой истории, я попытался бы поменять концовку, но не отказаться от этих чувств.
— Я в замешательстве, что ответить на твои слова.
— Скажи, что ты готов выполнить любое мое желание. Партия снова моя. — Он сделал глоток вина из хрустального бокала, поднес его на уровень глаз и посмотрел сквозь него на меня. — Так ты весь светишься.