— Слушай, Тед, Моника — чудесный человек. Она чудесный ангел, если точнее, уж не знаю, насколько хорошие из всех нас «люди». Она все решает сама, ей лучше знать, с кем она хочет встречаться. У нас друг к другу никаких претензий. Честно говоря, она заслужила себе парня получше, чем я. Если ты этот лучший, флаг вам в руки.
Он выглядел так, будто с его плеч сняли большой груз.
— Значит, ты нас благословляешь?
Я едва не сказал какую-нибудь гадость. Так глупо. Я даже снова огляделся, ища взглядом Монику, которая глядела бы на этот глупый разговор, наслаждаясь, но в тот момент в «Циркуле» была исключительно мужская компания, толпа парней в разной степени опьянения. Днем здесь обычно бывали только парни, и не потому, что женщин не приветствовали, а потому, что у женщин хватало здравого смысла не проводить светлое время суток в салуне. И, глядя по сторонам, я понял, что действительно вернулся — может, и не такой, как прежде, но вернулся в свои родные земли. Чувство безнадежности слегка отпустило меня. Не очень, скажу честно. Я все так же не мог представить, как буду жить дальше без Каз и Сэма, все так же не верил, что на этой серой планете есть хоть что-нибудь, что способно удержать меня здесь, но теперь я, по крайней мере, видел хоть чуточку вперед, а не пребывал во мраке, как тогда, когда пришел.
— Ты хочешь моего благословения? Оно у тебя есть. Моника — одна из лучших. Если она видит в тебе то, что ей нравится, я готов поверить, что и ты хороший парень, Небраска. Будь добр с ней. Будьте добры друг к другу.
Я поднял руку.
— Бог любит вас.
Я вовсе не был уверен, что Бог любит хоть кого-то, по правде говоря, но в тот момент, по какой-то причине, я был готов принять это на веру.
Остаток моего времени в «Циркуле» я провел, выслушивая подтверждения сказанному Клэренсом, почти от всех: падение Энаиты было главной темой разговоров ангельской братии. Было известно, что в этом поучаствовали я и мальчишка, и тот факт, что мы оба расхаживали на свободе, подразумевал, что плохие вещи, которые они слышали обо мне раньше, оказались всего лишь мерзкими слухами. Я в этом был не столь уверен. Я не мог поверить, чтобы мои начальники просто позволили мне уйти от крупного суда на Небесах и неизбежного приговора. Я признался в куче плохих вещей, а такое просто так не исчезает. Небеса вечны, и это означает, что небесный кодекс правил столь же вечен.
Но пока что я был свободен — с этим не поспоришь. Я был свободен, я был жив, и кто-то покрасил мне стены в квартире. Если я хочу выяснить, что все это значит, то придется остаться в живых еще некоторое время. Я уже подумывал об одном деле, которое мне хотелось бы завершить, были еще пара дел, которые давно назрели, хотя я и не был достаточно трезв, чтобы четко их обозначить.
Несмотря на еще один день, оставшийся у меня в моем личном распорядке, я отказался от предложения Клэренса и пошел домой пешком. По дороге купил еще бутылку водки. Ангельские тела очень крепкие. Надо залить в них немало алкоголя, чтобы отключить то, что я хотел отключить, заглушить чувство вины, одиночества и злобу, настолько, чтобы быть в состоянии уснуть.
На самом деле, я не ангел-алкоголик. Я ангел, занимающийся самолечением. Клянусь, есть разница, даже если я и не в состоянии объяснить ее прямо сейчас.
ГЛАВА 47
ОСТРЫЕ ВОПРОСЫ
Прежний Бобби отлежался бы пару-тройку дней, а потом протрезвел и принялся бы снова ворошить дерьмо, пытаясь спровоцировать события и найти ответы. Поскольку осталось слишком много вопросов, которые нужно было выяснить.
Почему никто из начальников со мной не общается? Что насчет моего суда? Являюсь ли я до сих пор обвиняемым в измене Всевышнему? Мое небесное начальство должно было узнать о Каз, об Элигоре, про Ад, поскольку я вывернул себя наизнанку перед Патиэль-Са, когда они заточили меня. Не говоря уже о более серьезных вопросах, типа того, что имела в виду Энаита, сказав, что следовало убить меня «еще раньше», до того, как я стал ангелом. Видения, которые у меня были, когда она промывала мне мозги — видения, воспоминания, чем бы они ни были, — все еще не давали мне покоя. Они были такими реальными — реальнее настоящих, если вы меня поняли. Был ли это проблеск моего прошлого, до моей человеческой смерти? Единственный, кто способен был ответить на этот вопрос, находился вне моей досягаемости, в небесной тюрьме одиночного содержания. Не то что она бы мне сказала, в любом случае. Если Энаита и раньше меня не любила, то теперь у нее было куда больше поводов для этого.